Егор Жуков (слева) в Кунцевском районном суде Фото: Агентство «Москва»

На наших глазах российские суды становятся публичной ареной для политических дебатов. Оппозиция использует судебные разбирательства для публичных высказываний. Например, в России расцвел жанр последнего слова, которое представшие перед судом политические лидеры (Юлия Галямина, Егор Жуков и другие) обращают не к суду, а к обществу и государству, от имени которого проходит судебное разбирательство. В последние дни многие люди обсуждают высказывания Алексея Навального по поводу суда над ним.

Действительно, гарантии открытого судебного разбирательства предоставляют подсудимым право говорить. Даже если это процесс, который проходит без допуска СМИ или без публики, как это сегодня практикуется по всей стране при коронавирусных ограничениях, ведение стороной защиты аудиозаписи (а при согласии суда и видеозаписи) и ее распространение дает возможность дать публичный голос несогласным. Так суд и превращается в публичную трибуну. Одновременно с этим становятся публичными рутинные особенности российского судопроизводства, с которыми обыватель не сталкивается и, надеемся, никогда не столкнется в своей жизни.

Нравится ли это судьям? Конечно, нет. Они бы хотели сохранить «таинство» своей работы и уберечь от публичной огласки слаженный механизм конвейера производства правосудия. Заваленные делами, которые требуется рассмотреть строго в установленные сроки, судьи и аппарат судов (помощники и секретари) изыскивают различные способы сократить нагрузку, чтобы быстрее управиться. Однако законодательство строго требует открытого и публичного судопроизводства, а значит, что при малейшем намеке на публичность дела, о быстром и незатратном, с точки зрения суда, процессе придется забыть.

Лишь в очень редких и строго оговоренных случаях суд может закрыть процесс от публики. Это возможно, если необходимо для безопасности участников, разглашаются сведения, отнесенные к гостайне, рассматриваются дела в отношении детей или преступления на сексуальной почве. Суд может закрыть от публики не все судебное следствие, а только часть — когда, например, оглашается что-то из вышеперечисленного.

Как же часто закрываются судебные разбирательства? Согласно данным судебного департамента при Верховном суде, с 2011 до 2018 г. включительно число постановлений о рассмотрении уголовных дел в закрытом судебном заседании находилось на уровне 1–1,5% от общего потока дел в первой инстанции. В год выносилось порядка 10 000–13 000 постановлений о закрытии заседаний. Однако в 2019 г. произошел их резкий рост — при снижении общего количества дел. За 2019 г. принято более 16 500 постановлений о закрытии заседаний. Только за первые девять месяцев 2020 г. было вынесено больше постановлений, чем годом ранее, — 17 219, или чуть более 3,2% от всех оконченных за этот период дел.

С чем связан значительный рост закрытых дел? Изменений уголовно-процессуального закона в этой части не происходило. Возможно, это связано с изменениями практики расследования и ростом определенного типа дел, в которых возможны подобные ограничения публичности. Но возможно также, изменилась позиция судей в поддержке позиции сторон на закрытие судебного разбирательства. Без дезагрегированных данных о причинах этого нового тренда на закрытость судов судить сложно. Однако можно уверенно сказать, что в последние два года суды взяли тренд на увеличение доли закрытых дел.

В контексте сегодняшних существенных ограничений на присутствие публики и СМИ: когда доступ не только в заседания, но и в здания судов возможен исключительно для участников дела, эта тенденция хорошо иллюстрирует стремление судов к закрытости от людей.

Но правосудие не должно твориться в тиши и за кулисами.

Осторожно, суд закрывается