«Занимался самокопательством, но никаких преступлений так и не вспомнил»: Иван Сафронов рассказал о «вербовщике» из Чехии
За полгода после взятия под стражу по обвинению в госизмене бывшего корреспондента «Коммерсанта» и «Ведомостей», советника главы «Роскосмоса» Ивана Сафронова никто из следственной группы не предоставил никаких разъяснений по сути предъявленных обвинений. Об этом сообщается на страницах «Коммерсанта», который взял у Сафронова, находящегося в СИЗО «Лефортово», большое интервью.
По словам журналиста, сотрудник ФСБ говорит только общие фразы: «В 2017 году ты передал что-то такое, чего передавать нельзя, но мы тебе это не покажем, потому что не хотим», — передает Сафронов слова следователя, отметив, что ему не говорят, но «предлагают вспомнить» инкриминируемые «преступления».
«Я три месяца занимался самокопательством, но никаких преступлений так и не вспомнил <...> По сути, я просто сижу в четырех стенах — и ничего не происходит», — так прокомментировал Сафронов ход следствия.
По его словам, как только он просит ознакомить его хоть с какими-то материалами дела, следователь квалифицирует это как попытку выведать объем собранных ФСБ материалов.
Журналист отмечает, что как минимум одна из экспертиз по делу, которая могла бы прояснить суть обвинений, уже была готова в середине октября 2020 года, но его с ней до сих пор не ознакомили: «Когда ознакомят — понятия не имею».
Корреспондент также отмечает, все члены его семьи находятся в статусе свидетеля по делу, и делается это для того, чтобы отказать в общении с близкими и родными: «Вот в разговоре с мамой, как считает следствие, я мог бы продолжить выполнять задания иностранной разведки», — говорит Сафронов.
«В общем, никому нельзя мой голос услышать — это угроза национальной безопасности, не меньше», — транслирует логику ФСБ журналист.
В октябре Сафронов попросил ФСБ разрешить поздравить его мать с днем рождения по телефону, однако следователь не разрешил это сделать, сославшись на то, что телефонные разговоры «в условиях СИЗО-2 ФСИН России с указанным лицом (мамой — ред.), являющимся при этом свидетелем по уголовному делу, могут быть использованы Сафроновым И.И. для скрытого обмена информацией, выполнения разведывательных заданий иностранной спецслужбы, направленных против безопасности».
По словам Сафронова, во время работы журналистом он принципиально отказывался от встреч с военными атташе западных стран и не посещал их официальные мероприятия целенаправленно. Корреспондент отметил, что ему ни разу не приходило «не то что приглашения, даже открытки на Рождество» из посольства Чехии.
Ранее следователь ФСБ назвал Сафронову имя человека, который, по версии следствия, «завербовал» журналиста. Агентство «Интерфакс» сообщало, что, по версии следствия, «вербовщик» — чешский знакомый Сафронова Мартин Лариш. Сам Лариш отрицает связь со спецслужбами.
Сафронов подтвердил, что был знаком с журналистом Мартином Ларишем. По словам Сафронова, они познакомились в 2010 году, когда Лариш работал собкором чешской газеты Lidove Novine в Москве. Лариш, говорит Сафронов, общался со многими журналистами и экспертами и читал лекции на журфаке МГУ.
«О том, что мой приятель — кадровый разведчик, а сам я „нашпионил“ в пользу какого-то там управления, я узнал только из постановления о возбуждении уголовного дела», — отмечает Сафронов, добавив, что он просил следствие показать тексты, вокруг которых и строится обвинение, но ему так ничего и не показали.
«Я писал тексты как журналист, направлял их своему коллеге-журналисту. А теперь мне говорят, что обвинение не связано с журналистской деятельностью», — подчеркивает Сафронов.
Он отметил, что, по версии следствия, дата «вербовки» — март 2012 года — вызывает у Сафронова «исключительное недоумение», так как в марте 2012 года ему был 21 год, а Ларишу — 26. «Какая вербовка? Какой он к черту разведчик? О чем это все?» — спрашивает Сафронов.
Он отметил, что сотрудничал с Ларишем в рамках основанного приятелем из Чехии интернет-проекта как автор дайджестов, а всю информацию журналист брал исключительно их открытых источников.
Сафронов выразил мнение, что его не взяли под стражу сразу в 2017 году, потому что он в это время работал в «Ъ», а затем — в «Ведомостях». «Инкриминировать журналисту шпионаж не стали: разум, видимо, победил. А вот сотруднику „Роскосмоса“ влепить ст. 275 УК уже никаких проблем не составило», — выразил мнение Сафронов, отметив, что никакого «шпионского» бэкграунда у него не обнаружилось.
«Думал ли я, что мои контакты с иностранцами могут стать основанием для моего уголовного преследования? Нет. Но, видя, как в стране множится число шпионских дел, как и многие другие журналисты, нередко иронизировал на эту тему», — признался Сафронов.
Корреспондент заявил, что не мог предположить, чтобы за ним более пяти лет велась целенаправленная слежка, прослушивались телефон и квартира и мониторились его передвижения.
«Очень жду того момента, когда мне наконец дадут посмотреть инкриминируемые мне тексты и скажут, в чем там заключается гостайна», — заявил журналист.
Сафронов также прокомментировал слова президента России Владимира Путина, который утверждает, что журналиста преследуют за действия на посту советника главы «Роскосмоса». Сафронов вновь подчеркнул, что успел проработать в госкорпорации всего два месяца, и даже сам следователь ссылается на события 2017 года, что только подчеркивает связь дела с журналистской деятельностью.
«Хотелось бы, чтобы глава государства был обеспечен объективной информацией со всех сторон,
а не только от следователя, считающего своей задачей не разобраться в происходящем, а посадить меня», — отметил корреспондент.
Он также выразил мнение, что смысл его содержания в СИЗО — «психологическое давление с целью сломать меня и получить признательные показания».
Журналиста Ивана Сафронова задержали и арестовали по делу о госизмене (ст. 275 УК РФ) 7 июля, сейчас он находится в СИЗО «Лефортово». Сафронова обвиняют в шпионаже в пользу чешской разведки: по версии силовиков, он якобы передавал сведения о военно-техническом сотрудничестве, обороне и безопасности России.
Детали обвинения ФСБ не раскрывает даже адвокатам до окончания предварительного следствия. Сам Сафронов свою вину не признает и отказывается давать показания, пока ему не уточнят суть предъявленных обвинений. Силовики отрицают связь между обвинениями в госизмене и журналистской деятельностью Сафронова, хотя сам Сафронов связывает обвинение именно с этим.