Саша
Отрывок из романа журналиста Сергея Лебеденко «(Не)свобода» — о «театральном деле» и о судебной системе России

ОТ РЕДАКЦИИ
В конце мая в редакции Елены Шубиной вышел роман судебного журналиста, автора российской «Новой газеты» и книжного блогера Сергея Лебеденко под названием «(Не)свобода». Взяв за основу «театральное дело» «Седьмой студии», Лебеденко через истории нескольких героев показывает, как изменялась риторика государства и его судебной системы на протяжении последних лет. Герои романа — интеллигенция и столичная молодежь, бывшие заключенные и циничные карьеристы, но все они в итоге попадают под бездушную репрессивную машину. Вопрос лишь в том, где, кем и в какой момент запускается та цепь, которая как костяшки домино рушит жизнь множества людей.С разрешения автора «Новая газета. Европа» публикует отрывок из романа, в котором журналистка-фрилансер Саша пытается попасть на обыск в театре.
Утро было свежее, асфальт сушился не то после дождя, не то после поливалки. Высокий бордюр, шедший по границе «бизнес-кластера» (бывшие цеха заброшенной фабрики), служил насестом для подростков и студентов, вышедших с пивом на свежий воздух из крафтового бара напротив; солнце отражалось от бутылок и бокалов, рисовало в маленьких лужицах зайчики.
Хотя в «Будущей» Саше дали от ворот поворот, она всё же решила сначала бросить заметку об обысках им, потом уже знакомым из «Медиазоны», а уж если ни там, ни там не пройдет, опубликовать в своем небольшом бложике на две сотни человек. Вдруг завирусится? Да и лучше опубликовать текст хоть где-то, чем не публиковать его вообще.
Внутренне готовясь к своему первому в жизни гонзорепортажу, Саша то и дело просматривала посты с геотегом театра Шевченко в инстаграме и молилась птичьему королю Самоа, чтобы она успела оказаться на месте раньше силовиков. Ситуацию осложняло то, что Саша не только не знала точного времени начала «следственных мероприятий», но даже и не была уверена в том, что обыски вообще состоятся в этот день: сообщение о них исчезло с лент информагентств так же внезапно, как и появилось. Оставалось только гадать, что это было: чей-то намеренный слив, незапланированная публикация или и вовсе дезинформация.
— Покормите, пожалуйста, Тео, — снова стала надиктовывать сообщение хозяйке Саша — собственный голос придавал ей немного уверенности. — Ну или просто положите ему еды в миску, он потом сам съест.
А пока она открыла фейсбук — и прямо под новостью об инновационном инвестпроекте в Томской области, который открывал некто Арсений Мидренко, увидела пост о задержании директора театра; проскроллила комменты.
Дыма без огня не бывает. Если говорят, что воруют, то, может быть…
Знаем мы этих режиссеров. Они там все прикормленные. Вот и Цитрин прикормленный был. Теперь и за других примутся наконец-то.
А че, Цитрин и правда мошенник? А мне нравились его фильмы((
Ну а что, просто так роту ОМОНа вызывать будут? Че-то не то с этим вашим театром
Ходил я как-то в этот ваш хохляцкий театр. Один актер несмешно и скучно кривлялся всё действие, а потом вышли какие-то люди в перьях и начали плясать. Балаган какой-то, неудивительно, что теперь судят. Больше ни ногой туда.
Заработать не могут и живут жирно на дотациях за которые не хотят отчитываться! А приписывать сразу политику и делать из директора узника совести… Украл — отвечай! Не крал — твори!
А Цитрина то никто не трогает))) очередной передел бабла, а пипл хавает))
Бюджетные деньги необходимо считать и за них отчитываться. Взял-отчитайся, не отчитался-необессудь.
То есть аресты артистов — акция устрашения. А Террор по всему миру, организованный либералами, на основе «европейских ценностей» — это так, террористы пописать вышли.
Какое счастье что вас всего десять процентов!!! ваши 90е больше не пройдут!!!
Ну не вяжут же по рукам и ногам прямо в театре? Ну и всё. Где же давление?
Театр Шевченко давно излучает антироссийскую риторику. Начиная с названия. Патриотизм заменяют желанием заработать как можно больше. Зачем нам такой театр на деньги налогоплательщиков? И так вся страна в говне погрязла, в распутстве…
Хороший директор не означает честный человек. Хороший режиссер — тоже. Скоро за Цитрином вашим тоже придут)
Всякий актер из себя мессию корчит!
На эти 60 лямов можно было 60 детей тяжелобольных вылечить
«У нас страна большая, сложная. Много людей с разными отношениями, с разными точками зрения. Каких-то решений наших по этому поводу нет. И да, я слышал об этом деле. Ну что тут сказать: да дураки» — так сказал наш президент, и я согласен с ним!!!
Пожалуй, фейсбука на сегодня хватит.
Саша прокралась в театр с запасного выхода, где стояла машина Следственного комитета, но саму дверь почему-то никто не стерег. От запасного выхода Саша прошла через гардероб и дошла до фирменного стенда с логотипом театра, где все фотографировались для инстаграма, и тут услышала приближающиеся голоса и топот берцев. Саша спряталась в тени, за выступ оголенной кирпичной стены, надеясь, что в полумраке ее не будет видно. Увидела она странное: двое росгвардейцев в балаклавах фоткались у стены, чему-то посмеиваясь.

— Понавешают умных цитат, а потом ходят голозадые, — гыгыкнул один из них.
— И заполняют пустоту внутри себя, бля.
— Знаем мы, чем они ее заполняют… — И оба в голос заржали.
Саша дождалась, пока омоновцы отойдут, и пробралась поближе: на стене висела стеклянная инсталляция с портретом режиссера Ежи Гротовского и его же цитатой: «Почему мы занимаемся искусством? Чтобы преодолеть собственные барьеры, выйти за собственные пределы, заполнить пустоту внутри себя».
Саша стала на цыпочках прокрадываться ко входу в зал, но в атриуме рядом с буфетом опять загремели голоса, и она спряталась за фотостенд с промо спектакля, который должны были играть вечером.
— Я руковожу следственной группой и не буду получать от вас приказы! — громыхнул голос постарше.
— Никто не говорил о приказах, — отвечал ему вкрадчивый голос. — Просто поймите, полковник: ни вы, ни я здесь не самостоятельны, и…
— Я жил при Советах, и мне хватило того, чего там ваши творили! Вы не будете мной понукать!
— Я просто пытаюсь донести, что поспешный обыск, когда вы не знаете, что именно ищете, может привести…
— Товарищ полковник, вот, нашли, — третий голос звучал приглушенно, будто из-под маски.
Саша выглянула из своего укрытия. Рядом с буфетом стояли трое: мускулистый мужчина с проплешиной и редкими волосами, в расстегнутом мундире, судя по всему, тот самый полковник, рядом с ним — парень в районе тридцати с выбритыми висками и высокой крашеной челкой, здорово смахивающий на молодого Путина, и росгвардеец. Он передал полковнику худенькую бумажную папку и потом опять направился в зал, откуда доносился неясный гомон. Саша навела на троицу камеру телефона и стала снимать.
— Я уже приношу результат! А всё почему? Потому что я здесь при исполнении. А вот чем занимаетесь здесь вы, — он ткнул пальцем в молодого человека, — я понятия не имею.
— Я тоже при исполнении. Мы столько времени разрабатывали театр Шевченко не для того, чтобы вы запороли всю работу.

— Не мешайтесь под ногами, и всё будет прекрасно, — фыркнул полковник.
Он развернулся и ушел вниз по коридору, щелкая пальцами правой руки. Молодой выдержал паузу, а потом крикнул ему вслед:
— Ваши предки, Романов, были обыкновенными кулаками. До того, как ими занялось социалистическое правосудие. А что до ваших однофамильцев — заказать поддельные сертификаты наследования знаете, сколько? Пятихатку! По свежим расценкам Белорусского вокзала. А сколько заплатили вы?
Полковник не обернулся. Парень хмыкнул и ушел в другой коридор.
В этот момент в руках у Саши завибрировал телефон: пришли уведомления в редакционный чат. С испугу она едва не выронила его, вздохнула — и как можно тише выдохнула, чтобы не выдать себя. Но ведь могли и вибрацию услышать, ведь так?.. Нет, всё спокойно.
Редактор «Медиазоны» Алина с хмурым рыжим котиком на аватарке опознала человека на фото, которое Саша скинула в чат.
Это полковник Романов, из московского главка. Его повысили после того, как он дал показания по делу о перестрелке на Рочдельской.
Лол, он правда считает, что типа из ТЕХ Романовых?)
Ну да :) Ездит на монархические форумы и тусит с великими князьями. Однажды к себе даже на дачу в Швейцарии потомков эмигрантов приглашал, писатели там какие-то были…
И че, его признают за наследника??
Нет конечно))
Кажется, вибрация телефона какой-то звук все-таки производила, потому что один из стерегущих вход омоновцев направился в сторону фотостенда.
«Мне надо линять», — набросала Саша в чат, на цыпочках выскользнула из укрытия и юркнула в тень, отделявшую ведущий в зал коридор от буфета в фойе. Омоновец остановился напротив фотостенда, снял балаклаву и шумно выдохнул.
— Сема, ты куда собрался? — окликнули его со стороны входа.
— Пить хочу, — гаркнул Семен.
— У буфета кулер стоит! — крикнули опять.
— Хрена се, как по заказу прям, — удивился Семен. — А пива тут нигде нет?
Со стороны входа донесся глухой хохот.
— Здесь театр, бля!
— «Театр», — буркнул Семен, напяливая обратно балаклаву. — Значит, письками трясти в театре можно, а пива выпить — нет. Дела-а-а…
Саша кралась по коридору в сторону зала, одновременно поглядывая в чат, где обсуждали полковника Романова.

А нафиг ему приезжать, если можно чуваков помладше отправить?
Ну покомандовать же приятно :) Ходишь барином, приказываешь, солдатики бегают. Красиво. А на камеру потом рассказываешь, как эффективно ведешь борьбу с преступностью…
А на самом деле рулит тот чувак)) Да. Очень интересно, кто это такой
В основном зале театра было очень светло: работало всё верхнее освещение, а сцену заливало ярким светом софитов. Спрятаться можно было только между рядами кресел — и Саша, пригнувшись как можно ниже, в несколько быстрых шажков перебралась в ближайший ряд.
Странный тип. Полковник ничего ему не говорил?
Говорил. Типа я при советах таких как вы застал, надоело
Черт, фсб что ли? Нахрена им театр?
Да, странно
Актеров рассадили в первых рядах партера в шахматном порядке. Между рядами ходили омоновцы в балаклавах и с автоматами, а также несколько мужчин в джинсах и свитерах, спортивных куртках и бомберах.
Сашу передернуло: вся сцена слишком напоминала сюжет, непрерывно транслируемый в новостях несколько дней, который напугал ее в детстве до одури: театр, вооруженные люди на фоне декораций, люди просят пить и выйти в туалет…
На сцене тем временем выстроились в очередь мужчины и женщины. Они кидали телефоны в большую корзину, которую держал в руках рослый омоновец. На них почти не было одежды — только спортивное белье. Наверно, репетировали тот самый спектакль, в котором нужно выступать обнаженными. Один из перформеров, с крепким спортивным телом и рельефным прессом, опустил телефон в корзину и показал язык омоновцу. Тот не шелохнулся. Можно только догадываться, какие эмоции у него отразились на лице под маской.
— Простите, а нам долго так еще сидеть? — крикнула девушка с ярко-рыжими волосами. Она сидела на первом ряду, закинув ногу на ногу.
— Мы работаем, — ответил ей кто-то из омоновцев. — Будьте спокойны, всё в порядке.
— Да мы-то спокойны, — усмехнулся кто-то в третьем ряду. — Только мы тоже хотим работать — у нас как бы спектакль вечером.
Омоновец не отреагировал.
Сашу вдруг начало мутить. Она ухватилась за спинку кресла, чувствуя, как в груди всё сильнее и сильнее колотится сердце. Попыталась встать — но ее будто прижало к полу пятитонной плитой, да еще казалось, будто ряды в партере вот-вот сомкнутся, зажав ее между собой. Возобновившаяся перепалка актеров с Росгвардией слилась в единый гомон, в один глухой рев, от которого хотелось убежать, спрятаться в ближайшем углу, найти малейшую тень, — но над головой сухо горели лампы, и казалось, что они способны затрещать, если под их бдительным оком шелохнешься хоть на один шажок в сторону. Казалось, что этот рокот украл у нее дыхание. Хотелось закашляться, но кашлять было нельзя — заметят, а подавлять спазм становилось нестерпимо больно, и Саша закрыла рот кулаком… Пальцы перестали слушаться. Мир вокруг онемел, она будто крутилась в том пузыре из прозрачного пластика, которыми развлекали на прудах московских парков: тебя запускают внутрь резинового шара и отправляют в плавание, и город вокруг становится маревом из картин импрессионистов, а вместо воздуха ты будто дышишь самим запахом резины. Тут было так же: нечем дышать и запах пыльных кресел; а еще хуже, что туда-сюда, между коридорами и сценой, всё время ходили люди в балаклавах, и казалось, что вот-вот они отберут все телефоны, запрут все двери в зал, а после этого пустят газ, а потом просто выдадут всё за несчастный случай…

Саша попыталась написать что-то в чат, но пальцы не слушались, и сильно кружилась голова. Она медленно, стараясь не шуршать тканью бомбера, повернулась на спину — и, чтобы успокоиться, сфокусировала взгляд на лампе, светившей тепло, но скупо. У нее почти получилось, когда рядом с лампой она заметила еще и вентиляционную вытяжку.
Через которую удобно пустить газ.
В висках зудела боль. Саша закрыла глаза. Представила, как из вентиляции по залу тянется неразличимое глазом щупальце и обволакивает сидящих. Кроме омоновцев: они уже в противогазах. И тишина, и мягкая невозмутимость стелется вокруг, пока весь мир проваливается в пустоту…
Вибрация телефона вернула жизнь пальцам. Саша сделала над собой усилие, повернула голову и взглянула на экран.
Саш, что происходит? Ты там в порядке?
Трудно сказать, в порядке ли ты, когда только что вокруг была одна пустота и сдавливающий горло страх в нее провалиться.
Вспомнила вдруг, что в сумочке лежит «Золофт», который Саша носила с собой на случай ночевки у Светы. Стараясь шуршать как можно тише, Саша протянула всё еще непослушную руку к сумке, залезла внутрь, начала шарить, ожидая почувствовать знакомое хрусткое скольжение конвалюты.
— Это самое, ну всё понятно, только закрывать их тут — нахуя? — загромыхал почти над головой голос.
Саша замерла, задержав дыхание. Я мышка. Просто маленькая мышка, которая вылезла из норки не в самое лучшее время…
Гвардеец, проругавшись с кем-то по рации, ушел вниз вдоль партера. Актеры стали с ним спорить, но Саша не слышала уже, о чем шла речь: она нашарила наконец-то таблетки, стала тереть ногтем по мягкой оболочке, стараясь ее разодрать.
Вытяжка всё еще угрожающе висела над головой, словно нож гильотины, но Саша вдруг поняла, что никаких противогазов у омоновцев нет. Нет даже подсумков с противогазами, которые обычно надевают военные на учениях. У отца висел раньше такой подсумок в шкафу — как напоминание о том, что всё в этом мире преходяще, даже запрет химического оружия.
Ногти разорвали конвалюту, даже сразу две. Саша гдето задним умом думала, что две таблетки — это чересчур, но зубы уже разгрызали два кругляша, так что рассуждать было поздно. Вспышка лечебной горечи на языке — будто рюмка коньяка, который поначалу кажется отвратительным, а потом тихо унимает внутреннюю боль.
Открыв глаза, Саша увидела, что на нее смотрят.