Модели капитализма в России и в мире


Сергей Гуриев, профессор экономики Парижского института политических исследований (Sciences Po), отвечает на вопросы Бориса Жуйкова о текущей политической и экономической ситуации в России, ее предпосылках и путях выхода из кризиса.
— Какой тип капитализма характеризует российское экономическое и государственное устройство?
— Россия сегодня — это, безусловно, crony capitalism1, т. е. кумовской, клановый, дружественный капитализм, страна, где все важные политические и экономические решения принимает элитная группа, которая максимизирует свое благосостояние и пытается удержаться у власти любой ценой. Это плохо сказывается на экономическом росте. Даже до войны с Украиной российская экономика стагнировала и всё больше сокращала свою долю в мировой экономике (рис. 1).

При этом по ВВП на душу населения Россия — страна почти с высоким уровнем дохода2. В 2013 году, первый и последний раз, Россия уже достигла высокого уровня дохода и всерьез вела переговоры о вступлении в «клуб развитых стран» — Организацию экономического сотрудничества и развития. После 2014 года об этом, естественно, бессмысленно и говорить.
Система кумовского капитализма предполагает высокий уровень коррупции. По любым индексам коррупции Россия — гораздо более коррумпированная страна, чем другие страны с таким же уровнем дохода. С точки зрения коррупции в этой группе стран репрезентативной страной является Малайзия. При всех громких скандалах Малайзия — гораздо менее коррумпированная страна, чем Россия. В эту же группу стран входят и Уругвай, и Чили, в которых уровень коррупции такой же низкий, как во Франции или США. У России же коррупция находится на уровне, соответствующем бедным африканским странам, таким как Либерия, Мадагаскар или Мозамбик (рис. 2).

Зашкаливающий уровень коррупции — один из факторов, обуславливающих отсутствие экономического развития и роста. Но даже в отсутствие экономического роста российский бюджет продолжает получать большие деньги от экспорта нефти и газа, и этого достаточно, чтобы поддерживать систему в равновесии. С другой стороны, система в очередной раз подходила к точке, где замедление роста приводило и к политическим проблемам — в первую очередь к снижению поддержки Путина. Как и в 2014 году, власть решила начать «маленькую победоносную войну».
С политической точки зрения Россия находится в процессе трансформации в репрессивную диктатуру. В нашей с Дэниелом Трейсманом новой книге «Спин-диктаторы: меняющийся облик тирании в XXI столетии» [4] мы отмечаем, что до войны путинский режим можно было называть spin dictatorship, диктатурой обмана, потому что она использовала не массовые репрессии, а скрытые и точечные репрессии, скрытую цензуру и нарратив о компетентности лидера. Как и большинство других диктатур обмана, это не партийная, не религиозная, не военная, не монархическая, а персоналистская диктатура.
Впрочем, сейчас, после того как выяснилось, что война не будет ни маленькой, ни победоносной, режим резко нарастил объем и уровень жестокости репрессий, так что путинский режим практически перешел от диктатуры обмана (spin dictatorship) к диктатуре страха (fear dictatorship).
— Как взаимодействуют политическая форма правления и политико-экономическая система? Как соотносятся политические и экономические свободы?
— Есть важный факт: в современном мире практически нет богатых недемократических стран. Исключения — Сингапур и нефтяные монархии, где денег на душу населения от экспорта нефти гораздо больше, чем в России. Еще одним исключением может стать Китай. Вполне возможно, что Китай уже через пару лет станет экономически развитой страной и при этом останется недемократическим государством. Гарантий, что это произойдет, нет. Во многом проблема замедления экономического роста в Китае, которое мы наблюдаем сегодня, связана с ошибками недемократических руководителей, которые слишком жестко борются с ковидом, ссорятся с Западом, поддерживают в том числе и Россию, борются с большим бизнесом. Эти естественные для недемократического режима ошибки приводят к замедлению экономического роста.
Поэтому возможно, что Китай не сможет стать еще одним исключением из правила связи между свободой и процветанием. Как работает это правило? Когда нужно перейти от экономики бедной страны к экономике страны со средним уровнем дохода, необходимо использовать конкурентные преимущества дешевого труда, инвестировать в производство, которое будет поставлять товары на глобальный рынок. Для этого демократия не так важна. Но следующий этап экономического развития устроен по-другому: чтобы перейти от среднего уровня дохода к высокому, нужна экономика, основанная на знаниях, креативный класс, конкуренция, децентрализация. Для этого нужны и политические свободы. Поэтому вполне возможно, что Китаю не удастся добиться высокого уровня экономического развития без политической либерализации.
— Чем принципиально отличается логика внутренней политики современного «демократического капитализма» американского или европейского типа от логики «государственной вертикали»?
— Опять-таки, это можно объяснить на примере Китая. Хотя Китай может стать исключением, но пока что демократический капитализм работает лучше. И связано это с тем, что в демократии система реагирует на ошибку быстрее, с большей вероятностью и более разумно. В диктатуре ошибки могут стоить очень дорого. До сегодняшнего дня китайская система работала не так плохо, потому что она после Мао ввела некоторые механизмы, имитирующие демократические институты. Каждые десять лет менялось высшее руководство, более успешные региональные лидеры получали повышение, менее успешные, достойные, компетентные, талантливые — не получали. И в этом смысле Китай пытался воспроизводить систему сдержек и противовесов, регулярной ротации, которая свойственна демократическим странам. Ключевые решения принимались не одним человеком, а коллегиальными органами.
Все исследователи Китая задавались вопросом: почему высшее руководство не пытается сломать эту систему, чтобы оставаться у власти подольше? Ответ был таким: во-первых, все были заинтересованы в быстром экономическом росте, особенно когда страна была нищей; во-вторых, все помнили ужасы недемократического режима Мао Цзэдуна, который был опасен в первую очередь для самих элит. Когда элиты забыли о Мао, тогда возник персоналистский лидер, Си Цзиньпин, который постарался сломать эту систему и отменить сроки пребывания у власти генерального секретаря. В 2022 году он постарается остаться на третий срок, и, скорее всего, так и произойдет. Другие ключевые элементы тоже перестали работать. Гораздо легче построить меритократическую систему, основанную на одном показателе. В бедной стране лучшего губернатора можно оценивать по росту подушевого ВВП. Когда вы находитесь на среднем уровне развития, вы начинаете заботиться не только о доходе на душу населения, вы начинаете думать и об экологии, и о неравенстве, и о преступности. И тут возникает вопрос: какого губернатора отправить на повышение в Пекин? У одного губернатора быстрее растет экономика, у другого медленно растет неравенство, у третьего чище воздух. В демократиях этот вопрос решается очень просто: более успешный губернатор — тот, кого поддерживают избиратели. И когда в США проходят праймериз, в которых участвуют губернаторы, конечно, на этих праймериз выбирают того, кто является наиболее убедительным кандидатом в президенты. А в Китае система страдает: так как нет понятных критериев повышения, выигрывают прежде всего не компетентные, а лояльные (в первую очередь — лояльные лично Си Цзиньпину).
— Был ли выбранный в России путь неизбежным в данных условиях, или существовали развилки и выбор определялся конкретными личностями, качеством элит?
— Развилки существовали, и, безусловно, Владимир Путин мог отойти от власти и в 2008, и в 2012 году. Тогда он принял решение, что должен остановить разговоры о либерализации, чтобы удержать власть, и, к сожалению, у оппозиции не хватило сил, чтобы изменить режим. В 2012 году уже было очевидно, что Владимир Путин настроен обратить время вспять и это приведет к совершенно неприемлемым последствиям. Так или иначе, России не удалось избавиться от Владимира Путина ни в 2012, ни в 2018 году. Во многом это связано с тем, что российские граждане воспитаны на имперских ценностях. Не все, но многие учились по учебникам истории советского времени и подвержены влиянию пропаганды.
Во многом успех Путина — это случайность: в 1990-е цены на нефть были низкими, а в нулевые — высокими, с этим связаны низкая популярность Ельцина и высокая популярность Путина. Во многом Путина сделали более популярным и ошибки 1990-х годов (которых можно было избежать).
Впрочем, необходимо отметить и исключительные достижения Путина в построении диктатуры обмана, установлении контроля над СМИ, подкупе элит, создании успешного пропагандистского нарратива. В нашей книге Spin Dictators мы описываем Путина как одного из наиболее успешных диктаторов обмана.
Но в целом я не вижу никакой предопределенности в том, что Россия должна оставаться империей, коррумпированной страной, диктатурой. Я считаю, что российские граждане — такие же люди, как и другие, поэтому в России можно построить демократический, рыночный, конкурентный капитализм.
— Как могут взаимодействовать между собой подобные системы разных стран (в плане расширения и укрепления «госвертикали»), а также эти системы с системами демократического капитализма? Что может порождать жесткий конфликт между странами или системами? Какие есть разрешимые и неразрешимые противоречия?
— Мы говорим в нашей книге Spin Dictators, что эти режимы, похожие на тот, который построил Путин в довоенной России, как раз и созданы для того, чтобы прикидываться демократиями и сосуществовать с западными странами, инвестировать в Запад, привлекать инвестиции с Запада, торговать с Западом и ввозить технологии с Запада, что очень важно. В нашей книге мы пишем, что Западу нужно знать об этом и бороться с такого рода манипулятивными диктатурами. Это вполне решаемая задача. После войны будет понятно, насколько опасными являются такого рода диктатуры. Об этом пишет, например, Алексей Навальный, когда он обращается из тюрьмы к западным лидерам и говорит: вы знали, что это диктатура, и должны были знать, что всё кончится войной. Не каждая диктатура обмана превращается в диктатуру страха, и не каждая диктатура обмана приводит к войне. Например, в Армении в 2018 году произошла демократизация. С другой стороны, в Венесуэле диктатура обмана Чавеса была заменена диктатурой репрессий Мадуро. Трудно сказать, что произойдет в данной конкретной стране. Но в целом нужно помнить, что диктатура обмана — всё равно диктатура.
— Куда идет закономерная трансформация данной системы? Необходимо ли вводить регулирование для поддержания ее устойчивости — политическое, социальное и экономическое? Насколько оно эффективно и каковы границы такого регулирования? Или же необходима кардинальная перестройка?
— Такая система может привести к демократизации, а может, наоборот, повернуть время вспять и превратиться в диктатуру репрессий. Так или иначе такого рода проблемы возникают, потому что диктатура обмана пытается прикидываться демократией, пытается сделать так, чтобы внутри существовали предпринимательский класс, креативный класс, профессионалы, люди с высшим образованием. По мере того как количество таких людей растет, очень трудно заставить их замолчать. Очень трудно сделать так, чтобы они не разговаривали с остальным населением, не требовали модернизации политической системы. Ответ на этот вызов у разных диктаторов разный. Некоторые пытаются ввести репрессивную диктатуру — как в Венесуэле. Некоторые пытаются удержаться у власти, как, например, в Армении, но им это не удается.

— Насколько неизбежен был кризис данной системы во внутренней и внешней политике?
— Кризис был вполне неизбежен. Экономический рост закончился. Доходы по-прежнему были существенно ниже уровня 2013 года (рис. 3). Популярность Путина снижалась, она была на исторически низких уровнях в 2020 году (рис. 4). Путин ответил на это отравлением и посадкой Навального, но популярность от этого не выросла. И тогда Путин решил, что лучший ответ на этот вызов — маленькая победоносная война, как в 2014 году. Но война уже не маленькая и не победоносная. Коррупция разрушила не только экономику, но и армию Российской Федерации, но диктатор об этом не знал3.

— Каковы реальные пути выхода из кризиса?
— Я думаю, что этот режим не выйдет из кризиса, поэтому будет меняться — эволюционным или революционным путем. Без замены лидера режим не изменится. После замены лидера он может меняться мягким или турбулентным образом. Хороший сценарий заключается в том, что новый лидер назначит свободные выборы, выпустит из тюрьмы всех политических заключенных и на новых выборах российский народ определит новый путь развития России. После этого будет очень много работы, связанной с выходом из-под санкций, возобновлением отношений с Украиной, строительством новых демократических институтов и конкурентной экономики. В целом есть страны, которые после такой цивилизационной катастрофы смогли построить демократическую конкурентную систему. Германия и Япония в 1945 году тоже столкнулись с этим вызовом и смогли на него ответить. Есть и другие примеры успеха — Испания, Чили, Южная Корея.
— Какова опасность последующей реставрации путинской системы в России?
— Конечно, такая опасность есть. В 1990-е годы казалось, что Россия навсегда похоронила Советский Союз, а в 2000-е он стал возвращаться, и сейчас, в 2022 году, мы говорим о восстановлении завода «Москвич» и пионерской организации. В истории и политике никогда не надо говорить «никогда». Постпутинское правительство обязано задуматься о том, как обеспечить невозможность возвращения к путинской системе. Для этого, безусловно, нужны будут серьезные изменения политических институтов, созыв Конституционного собрания, переучреждение российской государственности. Всё это вызовы, которые не являются биномом Ньютона. Другие страны это сделали. Но предстоит долгая и сложная работа.
— В какой степени опыт государств со схожими системами применим для России?
— Безусловно, речь идет о демократических системах, возникших после диктатур в Латинской Америке, восточноевропейских странах, Германии, Японии. Безусловно, построить демократию там, где раньше была жестокая диктатура, возможно. Более того, все сегодняшние демократии возникли в странах, которые триста лет назад были диктатурами. Поэтому не нужно думать, что есть что-то вроде географического или генетического проклятия. Да, у России много проблем: есть имперское наследие, есть наследие госкапитализма, коррупции, но другие страны смогли с ним справиться, и Россия сможет тоже.
1. knowledge.wharton.upenn.edu/article/the-night-i-invented-crony-capitalism
2. blogs.worldbank.org/opendata/new-world-bank-country-classifications-income-level-2021–2022
3. ceicdata.com/en/indicator/russia/gdp-per-capita
4. Guriev S., Treisman D. Spin Dictators: The Changing Face of Tyranny in the 21st Century. Princeton University Press, 2022.
5. Egorov G., Guriev S., Sonin K. Why Resource-poor Dictators Allow Freer Media: A Theory and Evidence from Panel Data // American Political Science Review. 2009. 103(4). P. 645–668. DOI: 10.1017/S0003055409990219.
1 Термин crony capitalism возник в 1980-е годы [1].
2 По определению Всемирного банка, в 2021 году странами с высоким уровнем дохода считаются страны с ВВП на душу населения не ниже 12 695 долл. [2]. В России данный показатель составлял 12 195 долл. [3].
3 Неинформированность диктаторов в нефтяных странах — это не исключение, а правило [5].