Дата
Автор
Сергей Николаевич
Сохранённая копия
Original Material

Кириллические символы

Режиссёр Серебренников. Рига — далее везде

Кирилл Серебренников. Фото: Irina Poliarnaja

С Ригой в жизни Серебренникова связано многое. Здесь он поставил четыре спектакля. До пандемии привозил свою постановку «Outside», которую не мог показать в России. Здесь, в Сплендид-палас, в рамках кинофестиваля «Балтийская жемчужина» недавно состоялась европейская премьера фильма Серебренникова «Жена Чайковского». И наконец, весь август и половину сентября 2022 года Кирилл Серебренников безвылазно провел на площадке бывшего аэропорта в Румбале, где латвийская кинокомпания Formo Pro Films выстроила грандиозные декорации для съемок нового фильма «Лимонов, баллады об Эдичке». Говорят, что для массовки и эпизодических ролей был задействован весь имевшийся в наличии рижский бомонд, включая недавних переселенцев из Москвы.

Рига идет Серебренникову. Это его город, и не только потому, что тут почти все понимают по-русски. Здесь всегда царит ощущение какой-то странной родственности, какого-то общего прошлого, которое привязывает иной раз больше, чем новые знакомства и дружбы. Жизнь разводит по разным берегам и адресам, но в конце концов все почему-то сходятся в Риге. Тут и заграница, и советское прошлое, и гостиничный номер, и одновременно родной запах давно покинутого дома. Кирилл Серебренников это чувствует как никто другой. Может, поэтому он и выбрал для съемок своего «Эдички» рижские интерьеры, павильоны и лица вопреки желанию продюсеров, предлагавших Будапешт и Прагу.

Изначально фильм должны были снимать в Москве. Уже были построены павильоны на Мосфильме, выбрана натура, утверждены актеры на главные и второстепенные роли. Фильм был задуман как иностранный: по книге французского писателя Эммануэля Каррера «Лимонов», имевшей огромный успех и удостоенной нескольких премий.

Эммануэль Каррере в вечер получения премии Ренодо за его роман «Лимонов», 2011 г., Париж, Франция. Фото: Trago/Getty Images

Книга даже вошла в список литературных новинок, рекомендованных к непременному прочтению президентом Николя Саркози. Хотя Лимонов большую часть жизни прожил в эмиграции, он оставался русским писателем. Поэтому логично было бы снимать фильм о нем в Москве.

Съемки были в самом разгаре, когда грянуло 24 февраля 2022 года. Еще накануне Серебренников и его продюсеры убеждали друг друга, что, конечно, никакой войны не будет. Что этого не может быть, потому что не может быть никогда.

— Есть такое понятие «КПП», — объясняет мне Кирилл, — «календарно-постановочный план». Любая киногруппа обязана неукоснительно его выполнять. Это закон! Мы должны каждый день снимать определенный материал, иначе всё посыплется и развалится. 24 февраля и в последующие дни мы не могли отменить съемки. При этом я осознавал, что всё находится под угрозой срыва. У нас международный состав, западные продюсеры, иностранное финансирование. И вот уже из посольств начались звонки и грозные предупреждения актерам: «Уезжайте немедленно и больше не приезжайте! Мы не можем нести ответственность за вашу безопасность». Вот уже отменяют все авиарейсы в Европу. Вот отключили SWIFT, а значит, банковские переводы не проходят. Вся съемочная группа с белыми лицами не может оторваться от своих айфонов. Обычно я запрещаю мобильные телефоны у себя на съемочной площадке, но тут я понимаю, что мои запреты бессильны. Люди в состоянии думать только об одном: смогут они вернуться домой или нет? При этом я продолжаю снимать свое кино, пока все не уедут и я не останусь один на один с пустыми декорациями.

Невероятное чувство: когда ты осознаешь, что прошлая жизнь закончилась, а новая — еще не началась.

И есть эти несколько мгновений, когда они буквально смотрят друг другу в глаза. А ты стоишь в растерянности. Что делать дальше? За что хвататься?

Ситуация усугублялась тем, что сам Серебренников покинуть Россию не мог, пока не получил условно-досрочное освобождение по сфабрикованному против него уголовному делу несколько лет назад. Дело уже было закрыто, но долг с астрономической суммой в 140 миллионов рублей продолжал висеть на режиссере. К счастью, тогда Кириллу удалось вернуть деньги и вырваться на свободу.

Скопление людей у здания Басманного суда в день ареста Кирилла Серебренникова, 23 августа 2017 года. Фото: Wikimedia Commons, Leonrid, CC BY-SA 3.0

Возможно, один из главных талантов Кирилла Серебренникова заключается в невероятной работоспособности и фантастическому умению концентрироваться. Мне довелось видеть Серебренникова в самые ответственные и драматичные моменты его творческой и личной судьбы. И всегда Кирилл был внутренне собран, готов к схватке. При внешности скорее богемно-небрежной и манерах скорее обаятельно-обходительных в Серебренникове чувствуется упорный железный характер и хватка. Кирилл никогда не будет лезть на рожон или повышать без особой надобности голос. В нем есть буддийское спокойствие, которое легко принять за внутреннюю холодность и даже безразличие. Но на самом деле Кирилл — человек-вулкан, который научился контролировать свои эмоции усилием воли.

Так было, когда Серебренников приехал из Ростова-на-Дону завоевывать Москву и с первых же спектаклей заявил о себе как о лидере нового театрального поколения. Так было, когда он штурмом брал одну столичную сцену за другой, влюбляя в себя актеров, молодых и старых, побеждая талантом и энергией тупость и рутину неповоротливых академических заведений. И позже, когда набрал первый актерский курс, из которого потом создал Седьмую студию МХТ. А когда в 2012 году Кирилл получил затхлый, никому не нужный Театр им. Гоголя, то в считанные месяцы сумел превратить его в самую модную и престижную театральную площадку в Москве. В «Гоголь-центре» (отныне так назывался его театр) Серебренникову удалось невозможное — вернуть русской сцене ощущение актуальности и новизны. Там каждая премьера была прорывом в неизвестность и открытием новых звезд.

Слово «звезда» — одно из ключевых в словаре Кирилла Серебренникова. Многие его спектакли и фильмы — о судьбах разных выдающихся людей: танцовщик Рудольф Нуреев, поэт Анна Ахматова, рок-певцы Виктор Цой и Майк Науменко, поэты Янис Райнис и Аспазия, композитор Петр Чайковский, теперь вот Эдуард Лимонов…

Сцена из спектакля «Ахматова. Поэма без героя». Фото: Ира Полярная

— Я часто слышу вопрос, почему меня так волнует жизнь великих людей. Ведь действительно, получается какая-то «ЖЗЛ» (популярная книжная серия «Жизнь замечательных людей», выходящая в издательстве «Молодая гвардия» более 80 лет. — прим. авт.). Сам пытался ответить себе на этот вопрос. Почему? Ведь это часто требует глубокого погружения в очень даже неприятные детали и подробности. Каждый раз возникает необходимость вступать в утомительное общение с потомками и наследниками. Почти всегда это мучительная возня с авторскими правами. И действительно, почему бы не взять оригинальные сюжеты? Хлопот явно меньше. Но, увы, в этих сюжетах нет категории судьбы, нет ощущения вечности, которое мне сейчас интересно. Когда я прикасаюсь к этим великим жизням, то пытаюсь через них понять и прошлый двадцатый, и наступивший двадцать первый век, — говорит сам Серебренников.

Для своего последнего фильма «Жена Чайковского» Серебренников выбрал одну из самых загадочных страниц жизни композитора. На самом деле про Антонину Милюкову, жену Петра Ильича, мало что известно. Безгласной тенью она пройдет через жизнь одного из главных гениев русской музыки, так и оставшись неузнанной, оболганной и забытой. Что это была за женщина? Почему даже память о ней так стремились истребить ближайшие родственники и соратники Чайковского? Что в этой женщине было такого ужасного? А ведь Милюкова оставалась женой Чайковского почти тридцать лет, до самой его смерти. Причем именно на похоронах многие почитатели Чайковского с удивлением обнаружили, что у их кумира имеется законная вдова.

Фильм Кирилла Серебренникова начинается со сцены прихода Антонины Милюковой на квартиру, где скончался Петр Ильич. С попытки прощания, которая, судя по мемуарам, так и не произошла. Милюкову не пустили проститься с умершим мужем, а траурный венок, который она принесла, был тут же спрятан и потом выброшен, чтобы не мозолил никому глаза. Собственно, и вся жизнь Антонины оказалась отвергнутой и выброшенной на помойку истории.

Кирилл Серебренников, Алена Михайлова, Один Бирон и Илья Стюарт на Каннском кинофестивале. Май, 2022 г., Канны, Франция. Фото: Stephane Cardinale-Corbis/ Getty Images

Серебренникову не лень копаться в этом пепле и золе, отвоевывая свою маленькую правду о Милюковой, о ее одержимости музыкой и своей любовью к Чайковскому, о жалких и назойливых попытках быть женой того, кому отвратительна была сама мысль о близости с женщиной.

— Антонина и всё, что с ней связано, — одна из тайных точек в жизни Чайковского. Можно сказать, что это точка его раскаяния, боли и стыда. Через отношения Чайковского с женой можно понять, что это был за человек, вошедший в историю как создатель великой, божественной музыки. Конечно, можно было бы показать его торжественные выходы на поклоны или красивые пассы руками с дирижерской палочкой, можно было бы рассказать, как он сочинял «Лебединое озеро» или как открывал Карнеги-Холл в Нью-Йорке. Наверное, это тоже было бы по-своему познавательно, но про самого человека мы вряд ли тут что-нибудь узнали бы новое. А вот что с Чайковским происходило на самом деле, как он терзался, что явилось триггером трагических, возвышенных кульминаций и духовных прорывов в музыке, — вот что, по-моему, самое интересное. На последних фотографиях мы видим Чайковского — глубокого старика. Седой как лунь, с измученным несчастным лицом, с воспаленными бессонными глазами. А Чайковскому было чуть за пятьдесят, не больше, чем мне сейчас. Но он прожил такую невероятно насыщенную, интенсивную жизнь, которую не могла вместить хрупкая физическая оболочка. Может, потому он и умер так рано. Понять духовную драму Чайковского я и попытался через его странный мучительный брак.

В фильме Антонину сыграла молодая актриса Алена Михайлова. Серебренников рассказывал, что первое впечатление у него было довольно странное: высокого роста, почти наголо обритая, невероятно худая. Как оказалось, она недавно вернулась из Мексики, где болела малярией. И вот в этом существе, столь непохожем на цветущую девушку, которую мы знаем по единственной свадебной фотографии Чайковского, Серебренников и разглядел будущую героиню своего фильма. Конечно, женщина, которую играет Михайлова, сложнее своего исторического прототипа. Правдивых свидетельств о Милюковой так мало, что возможностей для импровизаций и фантазии остается предостаточно.

По сути, весь фильм Серебренникова — тоже в каком-то смысле фантазия: мрачная сага, погруженная в зеленоватые сумерки то ли тягостного сна, то ли мучительной яви. По экрану бродят не люди — тени. В кадре назойливо мелькают чьи-то сюртуки, фраки, жилеты, черные галстуки. Скрипит старый паркет, чадят масляные лампы… Атмосфера затхлая, удушающая, как бывает, когда окна наглухо законопачены на зиму. Здесь нечем дышать. Здесь невозможно жить. И даже музыка, присутствующая в виде тревожного, нервного фона, не сулит ни минуты покоя или отдохновения. Серебренников принципиально отказался от произведений Чайковского, сделав ставку на сочинения молодого композитора Даниила Орлова. Можно спорить по этому поводу, как и не согласиться с выбором американца Одина Байрона, ведущего актера «Гоголь-Центра», на роль Чайковского. Исполнение Байрона мне показалось довольно бесцветным и банальным: будто это собрание всех клише о великом композиторе. А вот Алена Михайлова — звезда в подлинном смысле этого слова. На ней держится вся сложносочиненная конструкция фильма. Актриса не боится предстать на экране уродливой, жалкой, не боится заглядывать в самую бездну отчаяния. Михайлова играет поруганную жизнь, которая никому на самом деле не нужна и всем в тягость. Но ведь это жизнь!

И женщина, робко стучащаяся в наглухо закрытые двери, за которыми сочиняет свою гениальную музыку ненавидящий муж, живая, она страдает и в любом случае достойна жалости и снисхождения. Ведь если что-то и может оправдать земное существование Милюковой, так это только ее бессмысленная любовь к гению, от которой, в конце концов, эта женщина и сходит с ума.

По контрасту с робкой жертвой, какой была Антонина Милюкова, для своего следующего фильма Кирилл Серебренников выбрал биографию человека, который даже в самых безнадежных обстоятельствах ощущал себя победителем и героем. Эдуард Лимонов, как к нему ни относись, во всех смыслах суперзвезда. Писатель, поэт, революционер, создатель запрещенной в России Национал-большевистской партии, вечный возмутитель спокойствия.

Еще в 70-е годы он был выдворен из Советского Союза. Жил и в Париже, и в Нью-Йорке. Освоил 13 профессий: каменщика, гувернера, мажордома… Первый же роман «Это я — Эдичка» принес Лимонову международную славу и был переведен на 15 языков. Лимонов воевал в бывшей Югославии, сидел в России. Прошел три тюрьмы. Был пять раз официально женат. Умер три года назад.

Серебренников с Лимоновым знаком не был. Лишь однажды писатель посетил его спектакль «Отморозки», о чем свидетельствует фотография, где Лимонов позирует вместе с актерами Серебренникова.

— Так часто бывало, что я беру темы и истории, которые неожиданным и странным образом предваряют события в моей личной жизни. Или даже в жизни общества. Если вдуматься, то Лимонов — это человек, чья жизнь была связана с предощущением войны. Он ее заклинал, он ее вызывал. Он всегда рвался воевать. По странному совпадению, как раз тогда, когда у нас по плану были назначены съемки сцен, связанные с юностью Эдди (так зовут в нашем фильме главного героя), пришло известие о бомбежках его родной Салтовки под Харьковом. Интересно, как бы он сам к этому отнесся? На чьей бы был стороне? Трудно сказать. Но это факт: в этот день на родной город Лимонова падали российские бомбы. Конечно, Лимонов был человеком позы, человеком жеста. Вы все за войну, а я буду против войны. И наоборот. Он был из породы проклятых поэтов, существующих вопреки законам мироздания. Его буквально сотрясала панк-рок-н-ролльная энергия. И при этом в Лимонове чувствовалась какая-то необъяснимая нежность. И уязвимость. Даже по тем видео, которые остались, я вижу очень неуверенного человека, зависящего от того, что кто скажет, как на него посмотрят.

Актер Беном Уишоу в фильме «Лимонов, баллада об Эдичке». Источник: Кинопоиск

Если исходить из этих наблюдений, то сегодня Лимонов должен быть доволен: в фильме Серебренникова его играет мировая звезда, англичанин Бен Уишоу, знаменитый «Парфюмер» и потрясающий Гамлет, один из лучших актеров своего поколения. Хрупкий, нервный, с бритым затылком, как ходили панки в 1980-е годы, в очках с тройным стеклом, Уишоу добивается поразительного внешнего сходства со своим героем, которого ему предстоит сыграть и в юности, и в старости. Годы совсем не изменили Лимонова. До последнего вздоха он оставался таким же неистовым, таким же непримиримым и яростным, как и во времена своей харьковской юности.

Съемки «Лимонова, баллады об Эдди» закончились. Теперь на очереди монтаж, озвучка и еще долгий период подготовки фильма к выходу на экраны. За это время еще много чего может произойти, но уже сейчас ясно, что в ближайшее время Серебренников не вернется в Россию.

После закрытия «Гоголь-центра» режиссеру просто некуда возвращаться. Свою столичную квартиру он предусмотрительно продал еще до начала войны. В московских театрах Серебренникова никто не ждет. Сняты с репертуара Большого театра его балеты — признанные хиты «Нуреев» и «Герой нашего времени». Нет больше спектаклей Кирилла на афише МХТ им. Чехова и театра «Современник».

Всё, что сегодня связывает Кирилла с родиной, — это девяностолетний отец, живущий в Ростове-на-Дону, с которым Серебренников продолжает созваниваться каждый день.

Кирилл Серебренников. Фото: Sergejs Tabunovs

О массовом отъезде из России своих коллег он размышляет с понятной горечью, но не видит в этом трагедии. Всё было предопределено с самого начала.

— Тем, кто сегодня управляет Россией, всё равно, что будет с театром. Им театр вообще не интересен. Для них это какая-то странная сфера деятельности, где работают странные люди. Что-то там хотят, пытаются дерзить. Начальство долгое время не обращало внимания на театр. А когда обратили, то стали быстро закрывать спектакли, припугнули людей, осмеливающихся высказываться на общественно-политические темы. Нам ведь долго внушали: вы можете делать, что хотите, но не трогайте политику, не трогайте государственное устройство. А как только кто-то касался болевых тем, тут же следовал запрет или строгий окрик. Закрыли спектакли, нас назвали предателями. Повторяется схема, успешно опробованная еще в Советском Союзе: когда фамилию неугодных исполнителей или режиссеров просто вымарывали из титров. В этом был какой-то запредельный идиотизм. Человека нельзя было называть. Нельзя произносить его фамилию. Но Россия — богатая страна, народятся какие-то другие люди. Придут в театр, начнут что-то ставить. Не закроются театры. Не умрут те, кто остался в них работать. Они будут продолжать выходить на сцену, развлекать людей. И при каких-то других обстоятельствах появится какой-то дерзкий человек и скажет: «Я не согласен».

— Но согласись, на это нужно время. Должны пройти годы.

— Но что эти годы по сравнению с вечностью?

— А те, у кого нет в запасе вечности — что делать им?

— Каждый решает за себя сам. Многие уезжают, уже уехали. По большей части все они — потрясающие художники. Это слава России, ее настоящие герои. Но разве кого-то это волнует? Наоборот, их шельмуют, проклинают, объявляют изменниками. Как же это дико звучит в ХХI веке! Почему у нас всегда всё так фатально, почему такое чудовищное отношение? Почему им в спину летят эти камни и проклятия? Понятно же, что люди едут туда, где им лучше жить. И то, что серьезные художники покинули сейчас Россию, — это потому, что им там плохо. Потому что им нельзя там работать, они не чувствуют себя свободными. И уехали они не в поисках вкусной еды или какой-то красивой жизни, а в поисках того, что без чего они не могут существовать у себя на родине. Любой творческий труд невозможен без желания обретения свободы. На улице может быть самый ужасный мороз, самая ужасная власть, но люди, которые занимаются этим трудом, преодолевая все обстоятельства, будут всегда стараться сформулировать свою идею свободы. У всех она разная. Но без нее, я уверен, творчество невозможно.