«Путин не боится атомной бомбы». Историк Тамара Эйдельман — о мобилизации и революции, заблуждениях президента и преступлениях генералов
Изменения в России начнутся сверху, и уже потом к ним подключится народ, считает учитель истории, а в последние годы — автор популярного исторического ютуб-канала и лектор Тамара Эйдельман. Republic поговорил с ней о том, зачем знать историю, если она не помогает предсказать будущее, в чем исторические ошибки Путина, может ли мобилизация привести к революции и почему российский президент не боится использовать ядерную бомбу.
«Все ждут, что толпы пойдут к Кремлю. Этого не будет»
— Я жил с убеждением, что уроки истории всегда полезны, полезно знать историю и полезно читать и размышлять про исторические события. Но я в последние годы, особенно месяцы, смотрю на Владимира Путина, и мне хочется, чтобы он вообще ничего исторического никогда не читал. Как сделать так, чтобы исторические нарративы служили добру, а не оправданием чего-то деструктивного, агрессивного или страшного, как сегодняшняя война в Украине?
— История очень разнообразна. И в ней так же, как в любой великой книге, в Библии, в Шекспире, в Коране — можно найти оправдания самых разных вещей. В истории тоже можно найти разное. И я вообще не уверена, что задача истории — служить добру. Задача истории как науки выяснять некоторые вещи, происходившие в прошлом. Но выводы дальше делают уже сами люди.
И вот задача людей как раз не злоупотреблять историей, не передергивать ее. Те вопросы, по которым Путин рассуждает, — это все очень интересные исторические научные проблемы. Скажем, вопрос о том, являются ли русские и украинцы одним народом, — это интересная научная проблема, ее по-разному решают уже 200 лет или больше. Кто-то говорит одно, кто-то другое. Но как это используется?
Здесь вопрос не в истории, а в том, что не надо использовать историю для оправдания политики. Не только войны. Все эти исторические отсылки — «мы тут жили 1000 лет, а вы только 900, поэтому уходите» — это не имеет отношения к истории. Просто это политика, иногда более-менее приличная, иногда грязная. Поэтому история занимается размышлениями.
Меня все время спрашивают, что будет дальше. Как будто я футуролог. А я вообще-то историк и занимаюсь прошлым.
— Но кажется, что вроде бы история должна нам хотя бы намекнуть, что будет дальше.
— Кажется, что если я знаю, как было при Гитлере или при Сталине, то я уже знаю, что будет дальше, чем все закончится. Но это неправильно, потому что все периоды разные, люди разные. Тогда не было мобильников, не было интернета, не было атомного оружия. И главное, что мы сегодня обладаем опытом тех событий. Соответственно, мы действуем уже по-другому.
История развивает мозг. История учит работать с информацией. Один из важных уроков истории заключается в том, что на любой факт можно посмотреть по-разному. Важно смотреть честно, не передергивая. И ты всегда должен помнить, что другие люди могут смотреть иначе. Вот этого Путин совсем не понимает. Он, конечно, исходит из того, что его версия истории единственно правильная.
— Хотя история не позволяет предсказать будущее, тем не менее какие-то исторические закономерности помогают предположить, что будет дальше?
— Историческая закономерность говорит, что коррумпированный, совершенно диктаторский режим в конце концов рушится. Но история не говорит, когда именно. С ее точки зрения, 10, 20, 30 и 50 лет — это мелочи. К сожалению. Знаете, как в учебнике истории пишут — «в течение следующих трех веков происходили смуты»… Дальше история предлагает очень большой разброс.
Нельзя сказать, что обязательно наступит смута или гражданская война — то, чем нас пугают. Что прольются моря крови, если рухнет этот режим.
Это действительно возможный вариант. Но есть и другие. Были варианты, когда диктатура эволюционировала достаточно спокойно. Очень трудно предсказать — какой вариант реализуется именно в нашем случае.
— Какие условия необходимы для того, чтобы диктатура мирно преобразовалась в демократический режим?
— С одной стороны, нужна политическая воля, конечно. То есть в данном случае, да и не только в данном, это прежде всего смена власти. Ясно, что этот конкретный правитель и окружающие его люди уже ничего менять не будут. Нужна какая-то смена. Ну, как пришел Хрущев после Сталина — совсем не идеал, но что-то менял.
— Но он ведь как раз был из окружения Сталина.
— Конечно. В большинстве случаев так и происходит: есть элита, и она что-то делает, а за ней уже движется народ. Другое дело, что в случае с хрущевской оттепелью не появилось других слоев, которые могли бы двигать дальше. А в случае с испанской диктатурой случилась удивительная история. Я все время думаю о том, как много сходства между испанской и российской историей.
Подпишитесь, чтобы прочитать целиком
Оформите подписку Redefine.Media, чтобы читать Republic
Подписаться [Можно оплатить российской или иностранной картой. Подписка продлевается автоматически. Вы сможете отписаться в любой момент.]