Дата
Автор
Елена Панфилова
Источник
Сохранённая копия
Original Material

Азбука текущих событий

Карманный словарик для ориентации в происходящем в России-2024: от «А» от «Я»

Петр Саруханов / «Новая газета»

Всё, чем мы живём, всё что с нами происходит в последние годы, так или иначе описывается неким набором слов. За этими словами скрываются смыслы, которые с весьма условной полнотой определяют истинное и наносное вокруг нас. Некоторые из них мы слышим и видим чаще, некоторые — реже, некоторые были с нами всегда и лишь немного изменили своё наполнение, иные же внезапно ворвались в наш язык и в наши мысли и стали во многом их определять. Вместе они складываются в карманный словарик, в своеобразный букварь, имея который под рукой, можно, как кажется, чуть легче ориентироваться в калейдоскопе происходящего.

Атомизированное общество

Мы, совокупные россияне в нашем текущем состоянии. Чтобы как-то пережить происходящее, мы — нет, не сплотились. Мы нырнули в наши раковины и задраили люки. От человека «при исполнении», да и просто от человека мы в большинстве своем уже не ждем хорошего. Долго пытались научиться быть обществом, и, страшно сказать, гражданским обществом, — но потом нам пояснили популярно, что это и вредно, и не суверенно, и даже наказуемо. Вот мы и разбрелись кто куда. Теперь, даже когда глашатаи охранителей, вон, надрываются, призывая народ на всех площадях всех социальных сетей «встать одной стеной» или кинуться помогать кому-то там, кому, как им кажется, все должны сейчас помогать, — в ответ тишина. Мы — улитки. Мы — атомы. Так безопаснее.

Беспилотник (он же БПЛА)

В обычной жизни всего лишь автономный аппарат, но в наше время — и грозное оружие, и слово, которое мелькает в новостях практически каждое утро. Почему утро? Потому что атаки беспилотниками что в одну, что в другую сторону происходят в основном по ночам. Летят себе в тёмном небе, жужжат, потом долетают, хоть и не все, врезаются во что-то, и это что-то либо взрывается, либо загорается. Опознавать беспилотники в небе умеет уже практически любой гражданский человек из приграничных с Украиной зон. А человек окопный их и опознаёт в мгновение ока, и боится их сильно: на линии фронта дроны стали эффективным инструментом разведки и поражения. А могли бы посылки и подарки людям доставлять.

Вобла

Слово-эвфемизм, которое заменило многим в речи слово на букву «в», использование которого чревато в России сегодня самыми суровыми правовыми последствиями. Впервые в этом качестве «воблу» использовала жительница Тюмени Алиса Климентова, которая смогла доказать в суде, что её надпись на асфальте «нет *****» обозначала исключительно её неприязненное отношение к сушёной рыбе. С тех пор и повелось, что, если очень приспичило высказаться, но страшновато, — говорим о вобле.

Государствоцентричность

Основа основ построения современной российской жизни, в которой власть всегда и всё лучше знает и якобы лучше делает. Последнее сильно под вопросом, но практически не осталось сферы жизни россиянина, в которую бы не заглянуло государство: оно нашло способ контролировать и регулировать не только привычные политику, экономику и социалку, но уже вовсю рулит культурой, искусством, спортом, семейным укладом и даже межгендерным взаимодействием. Для полноты картины осталось ввести регулирование количества фиалок на подоконниках и длину зубной пасты, допустимой к выдавливанию из тюбика, создать соответствующий надзорный орган, прописать штрафы и санкции за нарушение предписанного, и жизнь окончательно приобретет искомую государством прекрасность.

Депрессия

Состояние, в котором пребывает та изрядная часть российского общества, которая ощущает, что всё движется сильно не туда, но не находит в себе сил и никакой возможности ни сказать об этом, ни тем более помешать происходящему. И речь не о медицинском диагнозе (хотя у многих — и о нём, недаром продажа всевозможных антидепрессантов в стране за последние два с половиной года выросла в разы), а о том давящем вязко-сером состоянии, в котором человек пребывает, когда он лишён возможности делать что-то, кроме «работа-дом-выходные», и чувствовать эмпатию. По самым разным подсчётам, таких человеков в стране под 30 миллионов, и поэтому зябкое облачко институциональной депрессии вполне заметно нависает над страной.

Европа

И прочий Запад (во главе с некими страшными англосаксами, которых иногда возглавляют ещё более страшные американцы) — основные, наиосновнейшие враги России и, согласно утвердившейся официальной концепции, истинные виновники всего происходящего между Россией и её соседями по всему периметру в последние десятилетия. Оттолкнувшись от некогда локального мема «англичанка гадит», постулат о вине англосаксов развился в признанный концепт: Россия вовлечена в военные действия вовсе не с Украиной, а с этим коллективным Западом, где бы он ни начинался и ни заканчивался, и это — лишь эпизод неизбежного «экзистенциального» и потому вечного противостояния.

Ё

Буква-фантом, которую всё реже используют на письме, исчезающая буква русского языка, использование которой, согласно аргументам сайта «Грамота.ру», в современном языке сугубо факультативно. Ровно так же факультативно, как существование в нашей действительности целого набора понятий, которые вроде бы есть, вроде бы должны быть, но — факультативны. Гражданские права. Выборы. Свобода совести. Свобода слова. Независимый суд. Все они — «ё». И из последнего и немного в другую сторону — «красные линии»: нас долго убеждали, что существуют некие непоколебимые и где-то кем-то негласно утверждённые пределы, переход за которые вызовет некие решительные ответные действия вплоть до самых крайних и совсем решительных. Как прояснили события в Курской области, даже «красные линии» — тоже факультативное «ё».

Жёны мобилизованных

А также матери, отцы, бабушки и дедушки. И не только мобилизованных — родственники всех попавших в зону боевых действий обивают пороги и даже становятся на колени перед зданием Министерства обороны, пытаясь добиться сведений о пропавших или исполнения обещаний о ротации, демобилизации или компенсаций. В какой-то момент показалось, что жёны мобилизованных могут стать современной реинкарнацией солдатских матерей. Но власть довольно быстро решила, что надо это всё прекращать в зародыше, навешала на несчастных жён иноагентские плашки и, надо признать, прикрутила фитиль низового народного недовольства. Но закон перехода количества в качество продолжает действовать, особенно если сильно затронуть тонкошеих срочников. А их уже затрагивают.

Зет-блогеры

Армада патриотически настроенных бойцов эпистолярного фронта, разместившаяся в социальных сетях и чрезвычайно плодовито и яростно описывающая всё происходящее в зоне боевого соприкосновения и вокруг него. Они горделиво рапортуют и критикуют, они проводят сборы и постят селфи в камуфляже, они рисуют стрелочки, куда надо, и анализируют, как надо, они пишут то короткое «ура!», то длинное про «всё пошло немного не туда». Они делятся на группы и подгруппы, но особо выделяются среди них «тик-ток войска», которые вызывают раздражение у всех других зет-блогеров, успевших действительно понюхать пороху.

Иноагент

До недавнего времени практически синоним «хороший человек со взглядами и позицией». Но, похоже, где-то там, в шельмующих кабинетах, начали заканчиваться имена и названия, и в традиционные пятницы объявлять иностранными агентами стали совершенно необъяснимый набор лиц и даже телеграм-каналов. Уже практически никто, за исключением самих иноагентов, для которых включение в реестр — обуза, хлопоты, и ограничения, не помнит, с чего и зачем всё это началось. На наших глазах как бы правовой инструмент (неправедного содержания) превратился в механизм разделения на «наших» и «не наших», на «чёрных» и «белых». Просто для гражданской сегрегации. Институт иноагентства, похоже, и создавался, и уж точно развился ровно для того, чтобы боялись (и молчали) все.

Й

Потенциальные иноагенты, то есть приблизительно все, кто только чуть посмотрит помимо или поверх одобренных сверху лозунгов и смыслов. Практически каждый, кто хоть что-то с малым душком оппозиционности публикует у себя в социальных сетях, кто читает лекцию и вдруг включит в неё что-то условно либеральное, кто даже просто перепечатает у себя на страничке какой-то текст уже случившегося иноагента или, не дай бог, экстремиста-террориста, все они внезапно могут найти своё имя в пятничных списках. Даже вполне лояльные товарищи с удивлением обнаружили себя в реестре и теперь вопиют и удивляются, а зря.

Каноническая территория России

Инновационное словообразование, зародившееся в социальных сетях, чтобы описать театр военных действий, который вдруг повернул не туда. На самом деле это элегантное решение, чтобы как-то увернуться от необходимости говорить о реальной или конституционной границе России в контексте ведения боевых действий. Все ведь боятся нарваться на дискредитацию с фейками, когда говоришь о том, что не очень понятно. А если что-то непонятно, самое правильное — завернуть словесную конструкцию со словом «канон», и сразу всё становится немного загадочно и расплывчато: какой канон, чей канон, тот самый канон? И невольно поглядываешь в сторону ближайшего храма.

Ларс (верхний)

Точка перетекания тех, кто не согласен с происходящим в стране и не желающих в этом участвовать, во внешний мир. Зримое воплощение этого перетекания. По картинке, из которой видно, сколько людей уезжает из России по сухопутной границе и какой плотности стоит поток. Название погранпункта стало нарицательным. Говорят, новостники, которые снимали там впечатляющие кадры многокилометровых очередей в несколько полос, часть оборудования оставили там же, у знакомых. Видимо, что-то знают?

Мигранты

Не люди, но тема, которая в умах многих россиян перебивает по важности даже тему СВО, куда там ценам и квартирному вопросу! Услугами мигрантов (дворников, продавцов, таксистов, строителей, курьеров) пользуются все. И так же, похоже, все их истошно ненавидят. В общественном сознании образ мигранта тотально обрёл черты выходцев из Центральной Азии, и им приписывают все грехи, какие только можно. Они — страх и ужас обывателя. Нет, конечно, за приезжими из азиатских стран, так и много ещё откуда вполне себе водятся неблаговидные поступки и преступления. Как и за всеми прочими. Даже в МВД отмечают, что доля собственно преступлений за мигрантами значится совершенно не доминирующая — 4% от всех совершенных преступлений. Но ведь если есть возможность кого-то безнаказанно ненавидеть, то почему бы не ненавидеть. Доступная груша для битья, она ж для многих тот самый антидепрессант.

Нейтралы (они же «болото»)

Очень обидный на самом деле термин неполиткорректных исследователей для тотального большинства соотечественников, которых, наверное, можно было бы просто назвать обывателями: людьми, которые живут, не вникая в новостную повестку, не замечая, что там и зачем делается, помимо того, что касается непосредственно их бытовой жизни. В их картине мира нет ни фронта, ни санкций, ни людоедских законов. Ибо незачем. Популярно мнение, что наших нейтралов ничем не проймёшь и не разбудишь. Но вот какая штука, всё те же неполиткорректные исследователи замечают, что если приглядеться к истории, в том числе отечественной, то замечаешь: когда какие-то события особо кучно залезают к нейтралам в комфортную зону, именно они раз за разом становятся самой густой и яростной почвой для социального, скажем так, возбуждения.

Образ будущего

То, что все ищут. Ищет власть, ищет оппозиция (уж какая есть), ищут интеллектуалы, ищут писатели и художники. Есть мнение, что общество, не имеющее образа будущего, обречено. Нет, не обречено топтаться на месте и ковыряться в текущих проблемах, а обречено исторически: если оно не знает, куда двигаться, оно не только не движется никуда, а оно выдыхается, истончается, постепенно растворяется в этом своём «никуда» и исчезает. Поэтому и ищут все, что бы такое изобразить морковкой перед носом ослика-общества, чтобы он не споткнулся и не упал, а шёл куда-то. На какой-то краткий срок ослика можно взбодрить допингом, сухариком, чтобы он не останавливался, — и таким сухариком у нас стало СВО. Но и её потенциал конечен, и что там за её пределами, не знает, похоже, сейчас никто. А если кто сформулирует и сможет это сделать так, что ослик в этих словах опознает хрусткую вкусную морковку, то этот кто-то и поведёт его вперёд. Вот все и стараются. Но пока садоводы-огородники из них всех так себе.

Политзаключенные

Множащееся море россиян, пострадавших за упорное стремление шагать не в ногу: говорить не то, писать не то, делать не то, не те спектакли ставить, не с теми якшаться и не в ту дуду дудеть. Среди тех, кого наказали теми или иными чудовищными сроками (все до одного сроки чудовищны, но некоторые совершенно людоедские), и студенты, и профессора, и водители, и врачи, и режиссёры, и продавцы — представители всех страт, всех уголков общества, которых объединяет лишь одно: власть сочла их людьми, угрожающими насаждению и продвижению единомыслия, единообразия. Кому-то срок впаяли как личную вендетту, а кому-то — чтобы напугать других. Статей же, по которым можно стать сегодня «политическим», с каждым днём всё больше, и принтер не унимается, придумывая санкции на каждый чих. Где общий знаменатель — несогласие с политикой (партии — зачёркнуто) суверенного авторитаризма. Хотя в будущем историки подберут этому другое, более точное название.

Русский мир

Концепт, с которым как с писанной торбой носятся охранители. Что во власти, что где-то рядом, при ней, вырос сонм приверженцев национально ориентированной идеи, про которую говорят много, про которую написано изрядно, которая звонко рокочет в песне Шамана «Я — русский!», но которая не отвечает на главный вопрос: «И что?» Просто чтобы быть? И уж совсем она не отвечает на вопрос, как и куда эта лапидарная идея может повести за собой людей, живущих в многонациональном, многоконфессиональном государстве, где ткань общества соткана не только из русских, но и из чувашей, бурятов, марийцев, лезгинов, татар и кабардинцев, много-много из кого. От этой проблемы вроде отмахнулись инфантильным: «Это не важно, мы все по сути тут русские», но вопрос остался висеть в воздухе, набухая напряжением. На него предпочитают не обращать внимания — уж больно игрушка хороша — и гремят этим «русским миром» тут и там, когда на реально встающие перед страной вопросы нет чётких ответов.

Ситуация

Всё, что иначе не назовёшь, но что реально происходит. Слово, которое покрывает бесконечное количество новостных поводов от фронтовых сводок до паводков и пожаров. Такая безликая конструкция, у которой нет ни плюса, ни минуса, ни источников, ни виновников. Ведь ситуация, она же сама собой случается, берётся из воздуха и прирастает к действительности, становится её частью. Но ни разрешать её, ни вообще что-то с ней делать никто не должен, поскольку ситуация — это наш новоявленный продукт фатума. Происходит, потому что происходит. Если начать задавать уточняющие вопросы, можно получить по лбу с разной степенью повреждений: от закрытия СМИ или канала до реального срока.

Телеграм

Современный многоголосый заместитель «говорит и показывает Москва» в наших пенатах. Но не только Москва: все говорят и показывают. Событийная лента в телеграме обновляется чаще, чем лента во многих официальных новостных агентствах, а порой не только чаще, но и точнее. Телеграм заместил собой многоголосицу свободного медийного мира, который выкосили практически подчистую, недокосив лишь самых, как чертополох, упорных. Каналы левые и правые, частные и вовсе нет, каналы экс-президентов, мэров и губернаторов, политзэков и фронтовиков, каналы про гламур и про пытки, про кошечек и про многофакторный разбор сущего методами критического познания. Вся эта палитра голосов изрядно подбешивает власть, это всё более заметно. Как выяснилось, подбешивает не только отечественную власть. Вот Франция и прочие Европы сильно взъелись на телеграм как средство тайной коммуникации промеж всяких сильно нехороших людей — террористов, наркодилеров, педофилов и прочих всяких криминальных элементов. Все забывают, что телеграм вне нашего пузыря всего лишь мессенджер и что его можно воспринимать не как самодельное полифоническое медиа, а как неконтролируемое место сбора всякого сброда. И телеграм в этом образе получает по голове во Франции. А наши приглядываются к такому новому опыту. Ведь они лишь тренировались набрасывать узду на отдельные каналы и порой прикручивать доступ, но пока не спешили полностью прикрывать это дело. Пока. Видимо, из-за фронтовиков.

Уехавшие

То ли миллионный, то ли даже более чем миллионный пароход, отчаливший из страны за последние два с половиной года. Прекрасные и гражданственные, умники и умницы, кто-то даже говорит — цвет поколения. Уехали, потому что не смогли совместиться с тутошней генеральной линией, вошли с ней в резонанс. Вроде как бы всё ещё россияне, но вроде как бы уже и не вполне. Порой без особого толкового словаря с оставшимися друг друга не понимающие. Но они очень переживают за последних, стараются помогать, машут им руками: давайте к нам, что же вы? И очень расстраиваются и даже обижаются, когда их не слышат. Да и мы тут расстраиваемся, когда замечаем, как наша оптика не совпадает с их. Но мы это поправим. Обязательно поправим.

Фашизм

Вовсе не то, что описывается в разных умных книгах про прошлое, а ругательное слово для всего, что не нравится в настоящем как власти, так и отдельным людям. Власть обзывает фашистскими все не симпатичные им страны и группы людей, провластные комментаторы и авторы в медиа и социальных сетях клеймят фашистами всех, кто думает не так, как они. Термин «фашизм», на глазах теряя свой изначальный смысл, низведён до бытового употребления. Соревнуются с ним только терроризм и экстремизм — их тоже припечатывают ко всем подвернувшимся неугодным. Такие три коня идеологического апокалипсиса — фашизм, терроризм и экстремизм.

Хлопок

Описание некоего явления, за которым, как правило, следует пожар или разрушения, а чаще и то и другое вместе. Используется повсеместно что официальными источниками, что полуофициальными, когда совершенно не хочется или ну совсем никак нельзя рассказать о случившемся правду. А иногда и просто так, уже по привычке используется. Что-то очевидное глазу, но на словах не являющееся тем, чем кажется. Чистый языковой постмодерн.

Цены

Измеритель всего, маркер всего. Ничто так не определяет настроения в стране, как динамика цен. Да и процесс их отслеживания сам по себе эти настроения определяет. Сидим, смотрим: яйца подорожали — всё плохо-плохо-плохо, вот-вот всё рухнет-рухнет-рухнет. Но стоит. Помидоры подешевели — всё нормально-нормально-нормально, выживаем, выдыхаем. А они берут и дорожают обратно. А за ними бензин. Или вот бытовая техника — санкционная, из-под полы — дорожает и дорожает, что естественно, а китайская должна же дешеветь, но нет — тоже дорожает. Нам сообщают, что инфляция под контролем, только зачем-то при этом свою эту учётную ставку повышают. Но мы во всё это не верим и просто берём лупу и сравниваем цены — и по ним определяем, куда всё несётся. Пока не туда.

Чрезвычайная ситуация

Есть официальная, а есть по ощущениям. Первую всё чаще объявляют, потому что что-то горит, или что-то затопило, или что-то взорвалось, и так всё чаще и чаще, и это невозможно не заметить. А тут войска соседней страны зашли на нашу территорию. Как выяснилось, это не что-то там, а тоже чрезвычайная ситуация. Странно. Но не поспоришь: по ощущениям тоже так. Открываешь утром новостную ленту и понимаешь, что эта самая чрезвычайная ситуация не специальный режим функционирования, а формат существования. Длящееся состояние.

Шебекино

Город — символ того, что всё может пойти не туда. Первый появившийся в новостях российский город, в котором вдруг потребовались бомбоубежища, из которого вдруг стало необходимо вывозить куда-то детей, в котором распечатали систему оповещения о возможности прилёта и в котором люди научились определять дома несущую стену. Они ни разу не подписывались на всё это и на эти знания, но так порой бывает, что то, что ты не хочешь замечать, что ты выносишь за пределы сознания, приходит к тебе длинным звуком сирены. И ты учишься. А потом набрасываешь короткую инструкцию по поиску несущей стены и пересылаешь её родственникам в Курск.

Щебень

А также гравий, галька, песок, суглинонок и прочие мелкие фракции, из которых вместо чего-то крепкого, долговечного и надёжного по вполне любому россиянину понятным причинам были построены плотины и дамбы, которые потом вдруг — событие! — размыл внезапно случившийся паводок, приведя к наводнению, к эвакуации десятков тысяч людей, к потерям домов и имущества, к жертвам. А всех-то делов — щебень. Мелкое сиюминутное крошево вместо «думаем и делаем». Но последнее — совершенно не барское и не прибыльное дело.

Ъ

Ястребы-милитаристы во власти, группа башен, которая за то, чтобы гайки были закручены до предела, чтобы железо лязгало, снаряды летели, массы маршировали, зайдясь в упоении величием момента. Говорят, у них там не всё хорошо с единством, уж очень они любят покусать друг друга. Но, тоже говорят, они сейчас на коне и определяют курс и «повесточку».

Ы

Звук, который в его протяжном варианте издаёт любой нормальный человек, когда слышит, видит или читает что бы то ни было объяснительное о том, что на самом деле происходит у нас во власти и куда это всё у наших башен движется. Тотальное «ы» и ничего больше, поскольку сообщать населению, что и зачем в данный момент в принципе в стране происходит, совершенно не входит ни в чьи планы. И властные назначения валятся на страну как снег на голову — ыыыыы. И аресты вчера неприкасаемых происходят пачками — ыыыыы. И визит зарубежный руководителя страны приходится на момент, когда у нас тут в одной области «ситуация» с боями и взрывами, — ыыыы. И, кстати, мы вам тут тарифы ЖКХ повысили — ыыыыы. Звук замещает нецензурное.

Ь

Либералы-технократы, некие, как их часто представляет общественное бессознательное, умники в очочках, которые в самых важных, отвечающих в первую очередь за финансы и экономику кабинетах сидят и следят, чтобы вся эта наша конструкция с лязганьем и потрясанием кулаками не рухнула вообще, а под санкциями в частности. Кто они такие, точно никто не знает, но то, что они есть, знают все. Как и то, что у них страшные тёрки с ястребами-милитаристами, такое вечное перетягивание каната. Кто сейчас ведёт, неизвестно, но эти, технократы, они страшно хитрые и, скажем так, прямоватых ястребов, говорят, в конце концов всегда обыгрывают.

Эмиграция

Способ избежать взаимодействия с тем, кто происходит вокруг. При этом можно совершенно никуда не ехать, хотя многие и пакуют чемоданы и переносят физическое тело куда подальше. Но достаточно лишь надеть виртуальные шоры, вставить не менее виртуальные беруши и сделать вид, что вы — не здесь. Углубиться в личную жизнь или в учёбу, в помощь собачьему приюту или в гончарные курсы. Свести на нет взаимодействие со всем актуально государственным. Отстраниться и выжидать. Проблема тут с тем, чтобы понять, в какой момент выныривать из эмиграции, что реальной, что внутренней. Но всегда есть надежда, что кто-то даст сигнал.

Ютуб

Вредоносный распространитель среди россиян альтернативной точки зрения на окружающую действительность. Громкий и резкий в своих оценках и высказываниях. А отключить нельзя: потому что мамы всей страны ставят на нём же детям мультики, когда идут варить борщ, а папы этих детей там же смотрят видосики про машины и рыбалку, и не дай бог их этого лишить, они ж телеграм пойдут читать и там начитаются лишнего. Российские платформы пока не тянут ни мультики, ни рыбалку в нужном качестве, да и ассортимент не тянут, не научились, вот и приходится терпеть. Есть опция замедлять, и тогда мамы начинают нервничать и писать во вражеский Гугл гневное, ругать его разными словами. Мелочь, а приятно.

Ядерная война

Предмет биполярного общественного расстройства. Все её страшно боятся, но регулярно отдельными громкими голосами призывают начать её немедленно. С какой-то странной регулярностью прямо так и заявляют: а не пора ли шарахнуть уже?! И народ, особенно кто совсем устал от неопределённости тянущегося серой резиной происходящего, начинает чесать в голове: ну а почему бы не шарахнуть и быстро всё закончить? Мы-то, может, как-то сможем куда-то туда, на восток, где не достанет, добежать. Авось пронесёт. Не пронесёт. И никто не победит. Лишь получим доказательство, что мы действительно не более чем атомы.