Меня учили разгонять митинги и агитировать за «Единую Россию»
Но я — лесбиянка и не вписалась в систему. Теперь я живу в Испании и хожу на прайды
Когда Диане (фамилия не указана по просьбе героини) было 16 лет, мать отправила ее учиться в институт, где готовили правоохранителей: она хотела, чтобы дочь связала свое будущее с государственной службой. Так Диана, которая уже знала, что ей нравятся девушки, оказалась в консервативной и патриархальной среде. От студентов требовали участвовать в агитации за «Единую Россию» и разгоне протестных акций. Будущего, которого хотела для нее мама, у Дианы не случилось: за время учебы она почувствовала отвращение к российской политике и после окончания вуза уехала беженкой в Испанию. Она рассказала «Холоду» свою историю.
«Выбить дурь»
Еще в 14 лет я поняла, что мне нравятся девочки. Я росла со строгой матерью, и никаких знаний о сексуальности у меня не было. Но однажды я познакомилась с девушкой чуть старше меня: я играла в школьной баскетбольной команде, а она была одной из чирлидеров и выступала на поле перед игрой. Мы с ней заметили друг друга и почувствовали симпатию. А вскоре стали встречаться. Она показала мне, что можно любить девушек.
Я жила в Сочи, и он тогда казался мне свободным и открытым городом: я могла спокойно ходить по улицам с радужной фенечкой на руке. Но от мамы свои отношения я скрывала: она была знакома с моей девушкой, но думала, что мы просто подруги.
Психиатр жил в доме пациента и выдавал его за свой 30 лет он раздавал приказы клиенту и распоряжался его бизнесом и деньгами под видом «лечения» Мир13 минут чтения
Однажды я задержалась на тренировке по баскетболу и пропустила вечерний автобус, вдобавок у меня сел телефон — и я шла домой с большим опозданием. И мама, и девушка меня потеряли и стали писать друг другу. Слово за слово у них начался конфликт, мама сказала что-то вроде: «Ты как со мной разговариваешь? Я вообще-то ее мать!» И получила ответ: «А вы как со мной разговариваете? Я вообще-то ее девушка!»
Так мама узнала, что я лесбиянка. В тот вечер она встретила меня дома скандалом, кричала что-то вроде: «Почему ты все делаешь мне назло?», — а потом месяц не разговаривала со мной. Скорее всего, она просто не знала, как ей с моей ориентацией обойтись. Возможно, понимала, что таким людям в России сложно.
Я заканчивала девятый класс и мечтала поступить в театральное училище на режиссера-постановщика. Но для моей мамы это звучало примерно как «Я хочу всю жизнь сидеть на твоей шее». Она считала: чтобы быть успешным человеком, нужно получить высшее образование в каком-то престижном учебном заведении.
И ей в голову пришла идея отправить меня учиться в Тамбов, откуда она родом, в Институт права и национальной безопасности на специальность «правоохранительная деятельность». Она говорила: «Поедешь, станешь самостоятельной, научишься держать себя в узде». Возможно, отчасти она приняла это решение из-за того, что узнала о моих отношениях с девушкой: ей наверняка хотелось, чтобы там из меня «выбили дурь», «поставили голову на место».
С девушкой мы расстались: ей тоже предстояло ехать учиться в другой город, и мы решили, что не сможем встречаться на расстоянии. Я не представляла себе, что такое институт, куда я отправлюсь. Но права выбирать у меня не было, и к тому же, я все-таки доверяла маме: куда она сказала, туда и поехала.
Хочу разбирать автомат
Из свободного Сочи, который я в шутку называла «лесбийской деревней», где у меня была компания ЛГБТ-подростков, в которой мне было комфортно, я попала в консервативную структуру: стала носить форму, проходить курс военной подготовки. Это меня угнетало. Несколько раз я звонила маме в слезах и говорила, что хочу отчислиться, но она отвечала что-то вроде такого: «Мы в тебя так верили, так надеялись. Ну, конечно, собирай вещи, главная позорница в семье!» И я оставалась.
Я уже в дамках Ветеран «СВО» Максим Перов ушел с фронта в отпуск, чтобы успеть совершить транспереход. Став Максин, она хотела продолжить службу, но была уволена Общество17 минут чтения
В институте со мной стали происходить метаморфозы. Сперва появилось ощущение, что я хочу быть мужчиной. Мне стало казаться, что я не лесбиянка, а трансперсона. Мне было непонятно: почему мне нравятся женщины? Почему я хочу видеть себя рядом с ними как кого-то более мужественного?
Я думаю, это ощущение возникло из-за того, что в институте я постоянно видела: у мужчин привилегий больше. Почему преподаватель говорит: «Сейчас мальчики идут разбирать автоматы, а девочки — писать конспект»? Я хочу разбирать автомат! Когда я начала искать подработку, то столкнулась с тем, что моих одногруппников брали подрабатывать ночью на складе, а меня не брали. Это все сильно на меня влияло: даже гигиеническую помаду я стала покупать себе мужскую, потому что считала, что женская — это как-то «по-гейски».
Но со временем я поняла, что на самом деле не хотела стать мужчиной. Просто мне не нравилось общество, в котором я живу, а не мое тело. Я осознала это, когда — уже будучи студенткой — начала встречаться с девушкой, которая училась в другом подразделении моего института. Она была первой, кто рассказал мне, что такое феминизм, что такое давление общества и принятие своего тела, показала блог Татьяны Никоновой. Я стала углубляться в это. Одновременно у меня были отношения с девушкой, которая тоже рядом с собой хотела видеть девушку. Так я поняла, во-первых, что никакая я не трансперсона. А во-вторых — что хочу помогать другим девушкам.
«Диана, тебя бы в юбку»
Постепенно я узнавала больше не только о феминизме, но и о политике. Большинству моих однокурсников не было важно, что происходит в стране: со мной в основном учились дети из семей военных или из сел в окрестностях Тамбова. Так что я была единственной, кто на лекциях полемизировал с преподавателями.
Если преподаватель говорил что-то вроде «У нас демократическое государство», я могла ему ответить: «Да, но немного с монархией». А люди вокруг не то что меня не поддерживали в этом — они просто не понимали, почему я вдруг решила, что у нас монархия. Или почему я хихикаю, когда слышу, как очередной подполковник рассказывает на лекции, что Путин — молодец, что нужно беречь традиционные ценности, что правильно говорит президент: в России не должно быть никаких «трансформеров» (Владимир Путин в одном из своих выступлений назвал трансгендерных людей «трансформерами». — Прим. «Холода»).
То, что я лесбиянка и встречаюсь с девушкой, во время учебы в институте мне приходилось скрывать, в том числе и от ее родителей. Она росла в религиозной семье, и мы вынуждены были следить даже за тем, чтобы не сидеть в кафе слишком близко друг к другу.
Когда мы расстались, в моем восприятии себя снова наступил кризис. Я смотрела на однокурсниц, которые встречались с парнями, и думала: «Как им хорошо, они такие открытые! А я, как дура, какой-то неправильный сыр кушаю. Все кушают какой-то классный сыр, а я зачем-то выбрала себе с плесенью. Вот если бы я просто любила мужиков…»
Я ощущала себя неправильным звеном в механизме
Я и в семье-то не получала особой поддержки, а тут жила в среде, где из развлечений — только танцы под баян, и менталитет соответствующий. Несмотря на то, что это была военная среда, считалось, что если уж туда попала женщина, то она должна быть эталоном женственности. Лицо намарафечено, кокетство во взгляде. В моем облике никогда не было чего-то агрессивного или неформального — я просто ходила с короткой стрижкой и в мужской одежде (военную форму в институте мы носили не всегда). И постоянно слышала от преподавателей: «Ох уж эта Диана… Тебя бы в юбку! Тебя бы накрасить!» Даже в дни, когда мы ходили в форме, другие девушки в моей группе носили длинные распущенные волосы, красную помаду, надевали пояс, чтобы подчеркнуть талию.
Хотите рассказать свою историю «Холоду»? Напишите нам!
Я думала, что я неправильная, что что-то со мной не так. И был период, когда я пыталась уговорить себя, что мужчины могут быть классными. Пыталась заинтересоваться, слушать, что они говорят, понимать их намерения и взгляды. Но в итоге осознала, что даже если мне интересно слушать парня, то я никогда не буду смотреть на него таким же взглядом, как на привлекательную девушку. Не произойдет серотонинового всплеска. И на этом я от себя отстала.
Грязное, отвратительное болото
В институте на нас возлагали и дополнительные обязанности помимо учебы. Например — голосовать на выборах и отчитываться об этом. Во время референдума по поправкам в Конституцию от нас требовали прислать фотографии бюллетеней, которые подтверждали бы, что мы поддержали поправки. А я еще до референдума, как зазнайка, все эти поправки прочитала и ходила по институту, критиковала их с пеной у рта.
Были преподаватели, которые видели, что мои взгляды отличаются от общепринятых в институтской среде, и переживали за меня. Они уговаривали: «Ну пожалуйста, отправь фотографию, как ты голосуешь “за”. Тебя же не просто отчислят, тебе еще что-нибудь похуже может грозить после того, как эти поправки примут».
Бывший избивал меня во время беременности Он соврал, что не может иметь детей, а когда я забеременела, начал издеваться. В полиции надо мной посмеялись Общество9 минут чтения
Но я все равно не прислала руководству института фотографию бюллетеня: я проголосовала против. И даже выложила в инстаграм фотографию, где это видно. Мне угрожали отчислением, но я все-таки была хорошей, прилежной ученицей, и меня было трудно схватить за жопу. Мне помогало и то, что я умела спорить, используя правовые аргументы: говорила, что раз закон подразумевает тайну волеизъявления, то я не обязана делиться этой информацией с институтом.
Еще одной нашей обязанностью было участвовать во всяких «мероприятиях по обеспечению безопасности населения» — например, постоять где-нибудь в оцеплении. В общем, нас использовали на всех событиях, где нужно было продемонстрировать, что ментов много.
Я тоже участвовала в подобном — например, организовывала колонну оцепления во время парада 9 мая. Я воспринимала эти просьбы со стороны руководства института как нечто, что я обязана выполнять как ответственный человек. Однажды нас отправили проходить практику в штаб «Единой России» — помогать проводить предвыборную агитацию. Я отнеслась к этому так же: как к обязательству, которое лежит на мне, раз уж я учусь в этом институте. Поэтому выбирала занятия, которые требовали от меня в наименьшей степени идти на сделку с совестью: составляла график агитационных мероприятий, например.
Но зимой 2021 года произошел переломный момент. В какой-то из чатов с руководством института, где я состояла как заместительница старосты группы, пришло распоряжение. Там говорилось, что студенты должны такого-то числа присутствовать в таком-то месте «для обеспечения безопасности мирного населения». Мы спрашиваем: а что там будет происходить? И нам отвечают что-то вроде: планируется шествие людей, нам нужно его предотвратить. Это была акция в поддержку Алексея Навального.
Будет немного больно Маньяк из Петербурга годами грабил и убивал посреди бела дня. Следователи не сразу поняли, почему жертвы ему доверяли и сами открывали двери
Криминал20 минут чтения
От нас ждали, что мы будем присутствовать там в качестве стены, которая не разговаривает и не двигается, просто мешает протестующим куда-то пройти. В более агрессивную группу — ту, которая прямо разгоняет акции, — обычно включали студентов, которые проходили особую подготовку, потому что собирались после института работать в МВД.
В тот момент я уже знала, кто такой Навальный и что он делает. Наше зумерское поколение о нем узнало после его видео про путинскую аквадискотеку (расследование о дворце Путина в Геленджике. — Прим. «Холода») — а для меня это было особенно близко, я же из Сочи.
Целый город исчез за 17 секунд В 1995 году землетрясение стерло с лица земли сахалинский Нефтегорск. Более 2000 человек погибли Общество21 минута чтения
Я представила, как встану сейчас на акции протеста и буду с каменным лицом поощрять все, что делает правительство. Получается, я сделаю выбор быть на стороне Путина. И поняла: даже если я не хочу принимать сторону Навального — выбирать сторону Путина точно не хочу.
И все, я не стала в этом участвовать. Это было выше моих сил, даже несмотря на то, что я привыкла подо все подстраиваться. Я не вышла. Потом принесла в деканат справки, что была больна. И меня оставили в покое.
С того момента я осознала, что после учебы — каким бы оно ни выглядело перспективным, классным или прикольным — я ни за что не пойду работать ни в сферу внутренней, ни в сферу внешней политики. Потому что это отвратительное, гадкое, неприятное болото.
Я закончила институт в 21 год. Получила диплом. Попробовала работать в администрации Сочи — после выпуска я вернулась в родной город — на должности, где нужно было помогать организовывать детские мероприятия. Я думала: ну я же не зря училась столько лет, могу хотя бы детишек развлекать. Но бюрократия и официоз, с которыми я там столкнулась, меня отвратили и от этой работы. И я устроилась барменом-администратором в кафе.
«Я этой бабулечке никто — но она машет флагом»
В апреле 2023 года мне пришла повестка: я была обязана явиться в военкомат «для уточнения данных». Я не пришла. В июле 2024 года пришла вторая повестка. Находиться в России становилось небезопасно. Я поняла, что нужно сворачивать удочки.
Правда ли женщину могут принудительно мобилизовать?
В ряде вузов РФ есть военно-учебные центры, где наряду с мужчинами женщины могут пройти обучение по программам военной подготовки и получить военно-учетную специальность (ВУС): например, командир медицинского взвода. Женщины с ВУС находятся в запасе и по закону могут быть призваны в армию, однако в 2022 году во время мобилизации в Минобороны РФ заявили, что призыва женщин нет даже «в планах на будущее». По состоянию на 2025 год призыва женщин с ВУС на войну российские власти не проводили, возможна только служба по контракту.
Я стала искать информацию о том, как и в какие страны можно уехать. И выбрала Испанию, куда было легко попасть без визы, сев на транзитный рейс.
Сперва я не говорила об этом маме. Но она сама заметила, что я хожу с какими-то учебниками испанского, и спросила, что происходит. Я призналась, что собираюсь уезжать. Мама восприняла эту новость нормально, только усадила меня перед собой и стала расспрашивать, каков мой план, насколько он безопасен. И поставила мне одно условие: я перееду из съемной квартиры к ней домой, и мы проведем время до отъезда вместе. Это были хорошие, теплые семейные дни. К тому моменту отношения с мамой у меня уже были ближе, чем в подростковом возрасте, и она приняла мою ориентацию.
Мою квартиру в Испании оккупировали Полиция встала на сторону захватчиков. Я пытался вернуть жилье, но сам попал за решетку Общество11 минут чтения
Когда мне пришла повестка, я злилась на маму: мне казалось, что это она виновата в том, что я оказалась связана с военной сферой и вынуждена иметь воинское звание. Мы с ней поговорили по душам. Я спросила ее, зачем она отдала меня в этот институт.
Мама рассказала, что хотела для меня лучшей жизни, чем была у нее самой. Из-за того, что она родила меня очень рано, в 16 лет, она была вынуждена бросить школу после девятого класса и не смогла получить высшего образования. Всю жизнь она проработала бухгалтером. Достаток наш всегда был ниже среднего. И она мечтала, чтобы я не просто получила профессию, но оказалась на какой-то престижной работе. Хотела, чтобы после института я поступила еще и в академию МВД: мне кажется, она думала, что если я окажусь в какой-то структуре, где есть власть и влияние, то все у меня будет хорошо.
Самая загадочная песня России Ее искало множество людей, нанимали детектива и обращались в «Жди меня». Но найти «Мой блуждающий огонь» так и не смогли Интернет и мемы12 минут чтения
Когда настало время уезжать, я подобрала себе рейс: Сочи — Ереван — Катар — пересадка в Мадриде — Марракеш. 27 сентября 2024 года я села в самолет и на транзитной остановке в Мадриде попросила убежища.
Сразу после этого меня отправили в тюрьму: это стандартная процедура для беженцев. Вместе с другими людьми, которые просили убежища — из Венесуэлы, Алжира и других стран — я провела в камере четыре дня.
Когда меня выпустили, я обратилась в «Красный крест», который помогает беженцам. В результате меня распределили в город Хихон на севере Испании, дали комнату в общежитии, выделили пособие: 230 евро в месяц на продукты и около 70 евро на бытовые расходы. Разрешения на работу у меня пока нет, но благодаря русскоязычным чатам я нашла подработку: провожу с детьми тренировки по боксу, которым занималась еще в школе.
Недавно я сходила на первый в своей жизни прайд. Город, в котором я живу, — маленький и консервативный, там много пожилых людей. И вот я иду разряженная, как попугай, — а люди просто живут свою спокойную жизнь, потому что прайд для них — это не что-то удивительное. Я впервые столкнулась с тем, что на меня реагируют настолько спокойно и безразлично. Было странное ощущение, стало тревожно: «А точно ли все в порядке?»
Когда наша колонна шла мимо жилых домов, на балконы стали выходить бабулечки и трясли радужными флагами из окон. Это было так приятно! Тогда я наконец почувствовала себя спокойно. Я думала: «Вау. Я этой бабулечке никто — но она машет флагом, она меня любит».
Чтобы не пропускать главные материалы «Холода», подпишитесь на наши социальные сети!
«Холоду» нужна ваша помощь, чтобы работать дальше
Мы продолжаем работать, сопротивляясь запретам и репрессиям, чтобы сохранить независимую журналистику для России будущего. Как мы это делаем? Благодаря поддержке тысяч неравнодушных людей.
О чем мы мечтаем?
О простом и одновременно сложном — возможности работать дальше. Жизнь много раз поменяется до неузнаваемости, но мы, редакция «Холода», хотим оставаться рядом с вами, нашими читателями.
Поддержите «Холод» сегодня, чтобы мы продолжили делать то, что у нас получается лучше всего — быть независимым медиа. Спасибо!
Автор:редакция «Холода» Фото:предоставлены Дианой