КАК ТОНУЛ «КУРСК», пока Путин катался на скутере. Полная история

25 лет назад в Баренцевом море произошла катастрофа атомной подлодки «Курск», в результате которой погибли 118 человек. Почему власти врали о ходе спасательной операции и как чиновники заливали горе обычных людей деньгами и квартирами — разбирается Павел Каныгин
Данное сообщение (материал) создано и (или) распространено иностранным средством массовой информации, выполняющим функции иностранного агента, и (или) российским юридическим лицом, выполняющим функции иностранного агента «Продолжение следует»Вы читаете текстовую версию Разбора
25 лет назад в Баренцевом море во время учений затонула атомная подводная лодка «Курск». Погибли 118 подводников. Вот первая полоса одной из самых популярных газет того времени.

Заголовок: «Они не тонут». На фотографиях – Путин, тогдашний министр обороны Сергеев и главком ВМФ Куроедов… Учитывая, что все мы прекрасно знаем, что именно «не тонет», название, ну, прямо скажем, смелое. А по нынешним временам так вообще, из области фантастики. Там еще, кстати, и внизу небольшая заметка «Сто метров дезы». Дезинформации то есть. И подзаголовок: «В Баренцевом море неделю спасали не моряков, а мундиры».
Это прям надо в рамочку вешать и показывать нынешним студентам журфаков. Уж не знаю, на чём их там сейчас учат.
Или вот еще из новостей того времени. Эфир программы «Сегодня» на НТВ. И там руководитель думской фракции, бывший вице-премьер, на всю страну распекает президента, за то что тот не прервал отпуск, пока 118 мужиков умирали на службе.
Если вы младше лет 35-ти, то, скорее всего, о происходивших тогда событиях знаете только по рассказам и роликам на YouTube. Если старше – уверен, даже вы сейчас удивились. Типа «а че, так можно было»? Да, страна всего за 10 лет так ненавидимых девяностых хватанула свободы и научилась не бояться. Журналисты и обычные граждане в августе 2000 возили лицом об стол чинуш и военных, не переживая, что их признают иноагентами или затолкают в автозак. И правящий класс им этого не простил. Именно «Курск» для нас стал первым и очень ответственным экзаменом на гражданское общество. Который мы, к сожалению, завалили. Да, пытались потом пересдавать, но ректор всё больше отрывался от реальности.
Трагедия «Курска» была самым долгим расследованием «Новой газеты», и моя коллега Лена Милашина сумела доказать, что моряков убил пофигизм и разгильдяйство Минобороны и государства. Потом то же Минобороны и Генпрокуратура даже пытались судиться с нашей газетой. Но Милашина через ЕСПЧ доказала, что не соврала ни в одной букве. Так что России суд даже велел заплатить «Новой газете» компенсацию. Так что все, кто хотят знать правду – с легкостью могут себе это позволить.
Но мне кажется, сегодня, спустя четверть века, очень важно поговорить о другом. О том, что за 25 лет «стало с Родиной и с нами», как поёт Юрий Шевчук. Что мы тогда считали нормальным и правильным? Почему сейчас нас это удивляет? И главное: почему концепция «заткнуть всех и залить горе деньгами» тогда сработала? И срабатывает до сих пор.
Важный дисклеймер: думаю, мне тут надо напомнить, а кому-то и объяснить, что это за время было такое – начало нулевых. В нынешнюю эпоху господства интернета, новости и вообще какие-то яркие события мы воспринимаем совсем не так, как тогда. Вокруг нас сейчас – очень много информации. YouTube, телеграм-каналы, даже соседские чатики в WhatsApp – это всё источники новостей. Причем, передают они их буквально в режиме реального времени. Этих новостей настолько много, что они ежеминутно пиликают в телефоне и сменяют друг друга. Отчасти поэтому информационные бомбы типа Крокуса, взаимных атак дронами, захвата и освобождения территорий, вот эти бомбы – вспыхивают и дальше либо искусственно гаснут, как было с тем же Крокусом, либо сменяются какой-то другой, не менее ужасной новостью. Короче, довольно быстро всё забывается и уходит вверх по ленте телеграма. Получается такая карусель кошмара. Где постоянно происходит что-то плохое, и у нас есть множество способов об этом узнать.
Но двухтысячный был не таким. О войне с соседним государством даже подумать было невозможно. Новости о взрывах и обстрелах не были ежедневным фоном. А главным СМИ, главным оперативным поставщиком информации являлся, конечно, телевизор. Когда телек не работал или там шел КВН или «Пока все дома», – население было в неведении – что вообще в мире-то происходит. Но потом начинались новости. И это был и телеграм, и YouTube вместе взятые. Я помню, как в августе двухтысячного вместе с мамой прилипал к экрану и смотрел все информационные выпуски всех каналов. Это был очень растянутый по времени триллер по классическим киношным канонам. Тонущая подлодка, хлопающие глазами чиновники и военные. Моряки, которые, вроде бы, еще живы, перестукиваются с поверхностью и ждут помощи. А помощь-то не идет, спасательная капсула то ломается, то не может пристыковаться к отсеку… И каждый день – новый поворот. И даже страшный финал, когда командующий Северным флотом в прямом эфире объявил, что всё – нет никакой надежды, даже он был какой-то, ну…голливудский что ли.
Хроника трагедии
В те дни телевизор делал нас всех сопричастными. Это было концентрированное горе, которое не промотать в ленте. Телевизор злился и задавал вопросы вместе с аудиторией. И о роли СМИ в истории с «Курском» мы еще поговорим. Но сначала давайте вспомним хронологию трагедии.
12 августа 2000 года. В Баренцевом море идут учения, в акватории много кораблей и подлодок. В 11 часов 28 минут и 26 секунд приборы на крейсере «Пётр Великий» фиксируют мощный подводный взрыв. Через две минуты – еще один, в десятки раз мощнее. Его «слышат» сейсмостанции в Норвегии и даже на Аляске. Сам «Пётр Великий» ощутимо тряхнуло. Об этом вспоминал, например, гидроакустик корабля. По сценарию учений, в эти минуты подлодка «Курск» должна была произвести пуск учебной торпеды. Но этого не происходит. «Курск» вообще не выходит на связь. Несмотря на это, в 14 часов командующий северным флотом Попов летит на берег, где докладывает, что «учения прошли успешно». Другие корабли покидают квадрат учений. «Курск» признают аварийным и объявляют боевую тревогу только в 23:30. То есть, спустя 12 часов после взрывов. Официальное следствие сократит этот промежуток до девяти:
«Вследствие незнания адмиралом В.А. Поповым и его подчиненными конкретной обстановки, […] а также из-за принятия ошибочных решений в процессе ожидания всплытия подводного крейсера он был объявлен аварийным с опозданием на 9 часов»
13-го августа в 7 утра о потере подлодки докладывают президенту Путину. Он в это время в Сочи, но отпуск решает не прерывать и катается по волнам на водном скутере в окружении 7 охранников. Якобы, не приезжать ему советует министр обороны Сергеев. В половине девятого «Курск» обнаруживают лежащим на грунте.
Страна узнает о катастрофе только утром 14 августа. Пресс секретарь ВМФ докладывает, что экипаж жив, электричество подаётся. Англия, Норвегия и США тут же предлагают свою помощь, ответ следует в духе «без вас справимся». Вице-премьер Клебанов бравирует, что «у нас имеются все необходимые технические возможности. Они по своему уровню не хуже американских». 14 августа – это еще и стодневный юбилей Путина на посту президента. И ему явно не хотят портить праздник.
15 августа власти продолжают говорить, что экипаж жив и «кислорода на борту должно хватить до 25 августа». Но, кажется, даже Екатерина Андреева с Первого канала начинает о чем-то догадываться.
Командование флота рассказывает о стуках SOS с подлодки. Это, напомню, 15 августа, три дня после ЧП.
16 августа становится понятно, что ни один из российских глубоководных аппаратов не может пристыковаться к субмарине. Россия все-таки принимает иностранную помощь. 17 августа Путин, наконец, прерывает отпуск в Сочи и летит в Москву. В этот же день из Норвегии выходит спасательное судно Seaway eagle. 18 августа в гарнизон Видяево, где базировался «Курск», съезжаются родственники моряков. На встрече с властями, они обвиняют их в бездействии. 19 августа окончательно выходят из строя все российские спасательные аппараты. А ночью 20-го в район операции приходит то самое судно Seaway eagle. Со второй попытки, утром 21 августа норвежские водолазы открывают спасательный люк девятого отсека лодки. Он полностью затоплен. Экипаж лодки погиб, чуда не случилось, спасать – некого.
И дальше власти и командование начинают давать заднюю. Просто – отрицать все, о чем говорили раньше. Стуки? Какие стуки? Ну, может, были какие-то, но быстро закончились. Хотя в бортовых журналах «Петра Великого», выписки из которых приводит в своей книге адвокат родственников Борис Кузнецов, стуки продолжались до 14 августа. Так кто стучал? И как долго оставались живы моряки в девятом отсеке? У них кислорода было до 25 августа, как успокаивал Куроедов – или они все умерли за 8 часов, как потом утверждал генпрокурор Устинов? А если даже и 8 часов, то почему их всё это время вообще никто не искал и не спасал?!
Вот и Первый канал тогда еще умел задавать острые и неудобные вопросы: «…остается неясным, почему руководство, зная о гибели экипажа, перешло к подчеркнуто оптимистическому тону сообщений: о том, что установлена связь с экипажем, что там работает аварийное освещение и так далее…»
Встреча в Видяево
22 августа проходит знаменитая встреча Путина с родственниками моряков в посёлке Видяево. Знаменитая тем, что в первый и последний раз Путин общался с аудиторией, готовой его разорвать. Больше он себе такого не позволял. Там категорически нельзя было снимать – была только одна камера госканала «Россия», а полная расшифровка встречи есть только со спрятанного диктофона. В ней Путин привычно кивает на девяностые, развал армии и флота, обещает поднять лодку, но есть два важных момента, на которые нужно особенно обратить внимание. Первый: Путин периодически возвращается к теме ответственности СМИ. Это якобы они, а не его адмиралы говорили такое, из-за чего ему, Путину, приходится краснеть. Это там – враги.
«Там есть на телевидении люди, которые сегодня орут больше всех и которые в течение 10 лет разрушали ту самую армию и флот, на которых сегодня гибнут люди».
И еще раз в конце встречи: «…мы не можем сказать им: “Прекратите!”. Так бы правильно сказать, но… (неразборчиво) надо более талантливо, правдиво, точно и в срок самим осуществлять информационную политику».
Известный факт, о котором потом рассказывал журналист Сергей Доренко: После этой встречи разъяренный Путин якобы звонил на Первый канал Эрнсту и распекал журналистов, что те – цитирую «наняли шлюх, которые выступили, чтобы дискредитировать его». Это он так про людей в зале. Это тот самый Путин, рейтинг которого Первый канал несколько месяцев назад поднял с непроходных 30% до победы по итогам первого тура выборов. Уничтожив по пути рейтинги таких политических монстров, как Лужков и Примаков.
Здесь надо понимать, что владельцами крупнейших медиа тогда были олигархи. И в частности, конкурирующие между собой за влияние Гусинский, Березовский и Потанин. Это была далеко не идеальная для прессы ситуация, но наличие нескольких конкурирующих игроков обеспечивало многоголосие. Поначалу медиа империя пронырливого Березовского с ОРТ по главе топила за Путина, надув ему рейтинг в предвыборную кампанию. Но почти сразу после своего избрания тот неожиданно начал щемить Березовского. И олигарх перешел к президенту в оппозицию. Острая фаза их конфликта и совпала с аварией «Курска». И оказавшись без медийной поддержки, президент быстро понял, насколько критичен для него контроль над ТВ.
И вот теперь обиженный Путин восстаёт против своего демиурга. Потому что прекрасно понимает – если телек и вообще СМИ смогли привести его в Кремль, они же в любой момент и вынесут его оттуда к чертовой матери. А значит, СМИ надо подчинить. Сделать их карманными. Ведь если ты полностью контролируешь медиа – то у тебя просто флеш рояль на создание реальности. Ты ее сам придумываешь! И никто тебе слова поперек не скажет. Можно сегодня утюжить города танками, завтра говорить, что это стрельба высокоточным оружием, послезавтра – что вообще они сами виноваты и сами в себя стреляют. А кто не согласен – тот иноагент и вон из страны. И это – про ненормальность. А сейчас покажу нормальность.
В сентябре 2000 на том же Первом канале (тогда назывался ОРТ) выходит авторская программа того же Доренко. Можно как угодно относиться к этому журналисту, к его работе на олигарха Бориса Березовского и тому, что потом он спокойно ходил на пресс-конференции Путина, где задавал понятные вопросы. Но вот конкретно этот выпуск – одна из вершин журналистики. Хотите – камнями в меня кидайте. Но там 51 минуту методично и по фактам Доренко разматывает того, кого недавно сам тащил в Кремль.
Ценность выпуска не в том, что там Доренко ругает Путина. А в том, что он выполняет главную функцию журналистики – напоминает обществу об идеалах, а власти — об обещаниях. Если командир атомной подлодки живёт в зассаном подъезде и получает копейки – это ненормально. Если президент повторяет враньё своих чиновников, а потом не извиняется и не наказывает их – это ненормально.
Мой главный редактор в «Новой газете» Дмитрий Муратов в своей нобелевской речи ёмко и образно описал цель работы журналистов: Смысл фразы «собаки лают, караван идет» не в том, что каравану пофиг на собак. А ровно в обратном. Караван идет только потому что собаки лают. Они отпугивают хищников. Рычат и кусают, подгоняют верблюдов. Движение вперед возможно только под этот лай. Только под неприятные укусы, которые Муратов назвал «антидотом от тирании».
Никакие идеи, проекты, а тем более огромные коллективы, такие как государства, не способны успешно развиваться без обратной связи какой бы неприятной она ни была. Об этом кстати поначалу говорил и сам путин. Впрочем, очень скоро власть стала вдалбливать в головы, что критикуют только враги и наймиты.
Сколько после этого Доренко продержался на телевидении? Правильно – нисколько. Это был его последний эфир, программу тут же закрыли по звонку из Кремля. Первый канал отобрали у Березовского, НТВ – у Гусинского. Потом создали огромные медиахолдинги, которыми начали рулить друзья Путина. И он, наконец, построил свой луна-парк с дворцом и послушными журналистами. И куда этот караван в итоге пришел – мы все сейчас видим.
Второй важный пункт путинского выступления в Видяево был про деньги. По воспоминаниям журналиста «Коммерсанта» Андрея Колесникова, он рассуждал об этом почти час. Пообещав такие компенсации, которых в российской истории еще не было. «Курск» стал пятой потерянной подлодкой в стране, но раньше семьи подводников ни копейки не получали. А тут сразу – жалование офицера за 10 лет. И квартиры в Москве и Питере. Вот, что пишет Колесников:
«Зал просто присмирел. Люди стали шевелить губами, пытаясь прикинуть, сколько же это будет. (…) Тон выступлений с мест категорически изменился. Встала женщина из Дагестана, объяснила, что ее сын был гражданским специалистом, а деньги пообещали только членам экипажа (…) – Конечно,– сказал Путин,– приравняем вашего сына к членам экипажа».
То есть, Путин сразу понял, чем надо «брать» нищих, доведенных до отчаяния людей. Мои коллеги из питерской «Новой газеты» через пару лет писали, что «Некоторые семьи получили даже не по одной, а по несколько квартир: в первую очередь вдова, затем мать, а если она в разводе со своим мужем – то и отец». Но, видимо, для поднятия рейтинга и затыкания ртов недовольных, никаких денег и жилплощадей было не жалко. Причем, благодетелем должно выступать только государство. А ни в коем случае не олигархи какие-нибудь или западные фонды.
Нацпроект «Бедность»
В общем, именно с августа 2000 практика выплаты государственных компенсаций после терактов и катастроф – огромных, колоссальных – становится нормой. Но насколько эта «норма» – нормальна? Тут, наверное, вопрос цели. Если цель – показать, что государство принимает свою вину и сделает всё, чтобы трагедия не повторилась – это одно.
Во многих странах есть программы и фонды помощи пострадавшим. В США есть VCF – Victim compensation fund, для жертв атаки 11 сентября. В Британии – госпрограмма выплат жертвам преступлений. Тут понятна логика – государство не выполнило свою функцию по защите граждан – государство извиняется. Но, важный момент, любые компенсации рассматривает комиссия или суд, а во многих странах в систему выплат вовлечены еще и страховые компании. Потому что вообще-то это нормально – страховать своё имущество. И страна не должна платить деньги за то, что у вас смыло дом. У нас же государственные выплаты – это какая-то отдельная правовая система. Которая направлена на подчинение и инфантилизм. Не нужно повышать доверие к судам, не нужно объяснять населению азы ответственности за свою жизнь и свое имущество – зачем? Все равно в нужный момент придет сильный президент и с барского плеча выделит денег. Причем, лучше его не злить и любить – а то вдруг не выделит? И, как хозяин даёт питомцу еду, так и население должно знать, кто именно его осчастливил. Разумеется, получатель никаким достоинством по умолчанию здесь не обладает. Так система отучает людей даже от мысли о собственном достоинстве.
Вы конечно знаете знаменитую пирамиду Маслоу, или «теорию иерархии потребностей». Всё, что мы хотим, можно условно представить, как пирамиду. В её основании – наши самые базовые потребности. Еда, жильё, сон. Чуть выше – потребность в безопасности, еще выше – социальные потребности – общение, забота, внимание. Если не закрыта предыдущая ступенька – то есть, если человеку нечего есть, то ему будет плевать на общение и заботу. Только закрывая нижнюю ступень, можно переместиться на верхнюю. А на самой верхушке уже будет потребность в самовыражении. Желание влиять на окружающий мир и делать его лучше. Это, например, хорошо объясняет, почему в масштабных акциях протеста в 2012-2013 годах участвовали, в основном, жители больших городов – Москвы, Питера, Новосибирска, Екатеринбурга, Уфу, Казань, Краснодар… У них закрыты базовые потребности, они получают неплохие деньги, и в этой пирамиде уже дошли до того, что их потребность в том, чтобы спросить у власти, а чего это она так себя ведет? Но правда в том, что власти такие вопросы и такие люди – невыгодны. Сегодня они спрашивают о подлодке, а завтра, что – велят президента поменять? Поэтому им либо надо придумать общего врага, чтоб они сплотились и чувствовали себя в осаде, либо не давать их доходам гнаться за потребностями. А лучше – и то, и другое.
Несколько лет назад Росстат изменил методику подсчета уровня бедности в России. И из статистики разом так – хлоп – и пропали три миллиона человек. Теперь ведомство победоносно отчитывается, что бедных в стране всего-то 8%. А это, на секундочку, примерно 12 миллионов человек. Больше, чем всё население Чехии или Швеции. Но если бы меряли по-старому, то вышло бы, что в России вообще до 18 миллионов бедных. А есть еще «предбедные» – это те, кому на еду, например, хватает, а вот на хороший зимний пуховик или отпуск – уже нет. И их, среди опрошенных, 25-30%. Получается, удержание населения в районе черты бедности – это, практически нацпроект. По смирению потребностей, воспитанию послушности и превращению ненормальности в новую нормальность.
Тут, с одной стороны, «хороших новостей у меня для вас нет». Ну, разве что «казна пустеет», выплаты с каждым годом уменьшаются и люди начинают догадываться, что в случае чего, денег они уже не получат. А «случаи» эти множатся в геометрической прогрессии: Крокус, атаки дронов, захват Курской области. Помните, в прошлом году журналисты козыряли заголовками: «Путин от «Курска» до Курска». Типа, вот и закольцевалась история. Но она не закольцевалась, а пошла на новую спираль. С «точкой А» они угадали – это крушение подлодки, а вот что там в «точке Б»?
Но есть и хорошая новость. Правительство сделало всё, чтобы запутать людей и чтобы все забылось. Правда, этого не вышло. Мы помним. И значит — ещё живём. А если помним — то Продолжение следует…