Моя антирелигиозная пропаганда - Троицкий вариант — Наука
Продолжаем публикацию глав будущей книги Михаила Михайлова «Как я был ученым»1.
В аэропорту столицы Западной Сибири меня встретили две Анны Георгиевны. Одна отрекомендовалась заведующей кабинетом общественных организаций обкома партии, а вторая, совсем молоденькая девушка, — ее помощницей.
— Как удобно, что у вас одинаковые имена, специально подбирали? — восхитился я. Младшая засмеялась, но заведующая кабинетом оказалась серьезной женщиной.
— Считайте, что так. Вы можете меня звать полным именем, а Анечку — Анной. Я хочу передать вам большой привет от Электрона Александровича. У него сейчас большое совещание и он, к сожалению, не смог приехать.
— А кто это, Электрон Александрович? Какое необычное имя!
Анна Георгиевна удивилась моему незнанию. Она, видимо, считала, что лекторы, приезжающие из Москвы, должны были знать этого человека.
— Электрон Александрович — наш руководитель, отвечающий за политико-воспитательную работу во всем регионе. Он непосредственно контактирует с Тамарой Никитичной из московского отделения общества «Знание». А имя ему в период коллективизации дали родители — простые крестьяне. Как это получилось, уже никто объяснить не может.
На автомобиле «Волга» меня привезли в гостиницу на центральной площади и вселили в одноместный номер.
— Ну вот, отдыхайте, можете прогуляться по центру, а завтра в час дня у вас первая лекция, Михаил Михайлович. Кто там по расписанию, Анечка?
— Швеи-мотористки в Доме быта. Это в двух шагах отсюда.
Мы распрощались. Назавтра в половине первого обе женщины встретили меня в вестибюле, и мы направились в Дом быта.
В небольшой комнате (как я понял, предбаннике швейной мастерской) уже сидели восемь женщин среднего возраста. На небольшом столике, за которым как за трибуной мне предстояло стоять, уже находились графин с водой и граненый стакан. При нашем появлении все встали.
— Сидите, сидите, девочки, — сказала Анна Георгиевна. — Вы знаете, какая у нас непростая обстановка в городе в смысле религии. Помимо того, что нам в церквях попы голову морочат, постоянно появляются разнообразные секты. У нас тут кого только нет — и пятидесятники, и молокане, и иеговисты, и, смешно сказать, какие-то трясуны и прыгуны. Даже у вас в коллективе есть иеговистка, — она порылась в своих записях, — Семёнова Валентина Владимировна. Где она, кстати?
— Она не пришла, — отозвалась женщина, оказавшаяся профоргом.
— Как это не пришла? Вы ее предупреждали о лекции?
— Конечно, говорила. Но она ответила, что по Конституции обеденный перерыв — ее собственное время. Она очень подкованная у нас.
— Вот-вот, — гневно повысила голос Анна Георгиевна. — Эти подкованные страну и разрушат. Вот чтобы не было этого безобразия, чтобы мы с вами могли спокойно трудиться, надо бороться с этими проявлениями инакомыслия. И я хочу вам представить сегодня нашего гостя из Москвы, крупного научного деятеля, кандидата химических наук Михаила Михайловича Михайлова. Он расскажет о вредных проявлениях религии и средствах борьбы с ними.
Она зааплодировала, и женщины активно ее поддержали. Я подошел к столику с графином. Честно говоря, я обомлел, так как в моих материалах не было ничего похожего на борьбу с чем бы то ни было. По моему разумению, я должен был ограничиться разоблачениями, но при этом не участвовать в последующих карательных мероприятиях. Тем не менее я не стал ничего менять и бойко заклеймил библейские истории. По глазам женщин я видел, что всё это было бесконечно далеко от них, и слушали они меня, очевидно, думая о своих проблемах. Я перешел к заключению и сказал, что Библию, таким образом, надо воспринимать просто как хранилище всевозможных интересных, зачастую довольно жизненных историй, и поведал им легенду о Сусанне и старцах. Она вызвала энергичную реакцию. Женщины восприняли предание как актуальную историю, и старцам досталось «по первое число».
— Правильно говорят: седина в бороду — бес в ребро. Возбудились старые.
— Им только одно от нас надо!
— Это точно, хлебом не корми, вынь да положь!
— Гормоны, видишь ли, у них заиграли!
— Какие гормоны у старых пердунов?!
— А чего же они тогда к ней полезли?
— Подождите, девочки, — вдруг вступила Анна Георгиевна. — Это же библейские персонажи. Всё это происходило, если действительно имело место, тысячи лет тому назад. Тогда средняя продолжительность жизни едва превышала двадцать лет. Люди гибли от диких зверей, болезней, голода, бесконечных междоусобиц…
— На дуэлях, — вставила женщина-профорг, которой хотелось искупить инцидент с иеговисткой.
— Ну, и на дуэлях… И поэтому люди сорокалетнего возраста, например, воспринимались глубокими стариками, хотя их потенция не уступала нынешним сорокалетним.
Авторитет сановницы перевел стрелки на Сусанну.
— Эта Сусанна тоже хороша. Разлеглась в неглиже посреди дня незнамо где. Ванну она принимает! Что это за ванна такая вне дома!
— Как она вообще туда попала? И почему одна?
— Как старики узнали, что она там одна голая сидит?
— Тоже мне, недотрога! Знаем мы таких цыпочек!
— Ну, хорошо, хорошо, девочки, успокойтесь. Я отмечу, что у вас верующих больше нет, а вы все-таки поработайте с иеговисткой, глаза ей откройте. А пока давайте поблагодарим дорогого лектора и пожелаем ему большей наступательности.
Все зааплодировали.
* * *
Следующая лекция предназначалась коллективу слесарно-столярной мастерской. Комендант того же Дома быта привел нас с двумя Аннами к слесарям в обеденный перерыв. Дверь, однако, оказалась заперта. Пока комендант бегал за ключами, старшая Анна Георгиевна осторожно доносила до меня мысль о том, что в ее реестрах я прохожу как борец с религией, что требует от меня не простой констатации библейских фактов, а жесткого обличения религиозных представлений. К счастью, в этот момент появился комендант с ключами. Выяснилось, однако, что дверь заперта изнутри.
— Они знали, что у них лекция в обеденный перерыв? — строго спросила старшая Анна.
— А как же, я им лично раза три звонил, — засуетился комендант. — Сейчас покричу.
Он нагнулся и закричал в замочную скважину:
— Петрович, лектор пришел, открывай!
Никто не отозвался. Комендант развел руками:
— Обеденный перерыв.
— Я знаю, что у них за обеденный перерыв, — возмутилась заведующая кабинетом. — Кричите еще.
— Петрович, Петрович, лекция, лектор прибыл, открывай!
Дверь открылась, и мы вошли в типичную слесарно-столярную мастерскую с верстаками, тисками, трубами разных размеров, тросами и тому подобными причиндалами. Водочно-чесночный запах в помещении подтвердил предположения старшей Анны. Но она была женщиной сметливой, не стала фокусировать внимание на алкоголе, предложила мужчинам разместиться поудобнее и сразу взяла быка за рога:
— Перед вами выступит лектор из Москвы, Михаил Михайлович Михайлов, выдающийся ученый, послушайте внимательно и сделайте выводы.
Слушателей было около двух десятков. Не могу сказать, что они смотрели на нас одобрительно, всё же мы помешали им насладиться отдыхом, и если бы существовала шкала «любовь» — «ненависть», стрелка, думаю колебалась бы далеко от «любви». Я встал посреди комнаты, как цирковой артист на арене, и, поворачиваясь время от времени к разным группкам слушателей, начал втолковывать им библейские истории. К моему удивлению, они слушали заинтересованно. Давид, одержавший победу над бесчисленными врагами, вызвал у них явную симпатию и почему-то застрял в памяти. Даже то, что он отправил мужа Вирсавии на верную гибель, чтобы затем жениться на ней, не поколебало их отношения к нему.
— Я, когда в Москве был, — сказал один из них, — нас в музей возили на экскурсию. Там как раз Давид стоял. Голый. Здоровенный такой, лапищи — во! Он этих, как они…
— Филистимлян, — подсказал я.
— Да, этих филиков, как клопов, такими ручищами давил.
— Так он же вроде камнем кому-то по лбу залепил.
— Это вначале, а потом разошелся и уже их давить начал.
— Товарищи мужчины, пожалуйста, не отвлекайтесь. Среди вас верующие есть? — раздался голос Анны Георгиевны.
— У нас, вроде, Степаныч в церковь ходит. Сегодня как раз отгул взял — с бабкой в храм отправился.
— Да какой он верующий, он просто бабку свою сопровождает. Говорит, она ему не дает, если он отказывается.
— Да ему уж за семьдесят!
— Ну и что, у меня сосед этажом выше в восемьдесят женился и ребенка родил.
— Ну, не он же родил, а она. А там разбирайся от кого.
— Не обижай старика.
— Товарищи мужчины, мы говорим о вреде религии, пожалуйста, не уходите от темы. Кто еще у нас верующий?
Молчание.
— Хорошо. Я запишу, что верующих нет, а вы на всякий случай поговорите со Степановичем, нечего ему по храмам шастать, попов поддерживать.
Мы попрощались с коллективом. На выходе я обернулся и по взглядам и жестам оставшихся понял: если бы не Анны, мы могли бы завершить обеденный перерыв вместе.
* * *
Третья лекция состоялась в небольшом конференц-зале в этом же здании. Здесь собралась уже «сборная солянка» из сотрудников учреждения — возможно, приглашали всех, кого застали, чтобы заполнить помещение. Пока мы поднимались по лестнице на два этажа выше, чиновница Анна пыталась поймать мой взгляд, дабы выразить свое неудовольствие ситуацией, но я внимательнейшим образом следил за ступеньками. Я не понимал, что нужно было бы изменить в моей лекции, чтобы она осталась довольна. Рассказывать о каких-то местных сектах и религиозных группках, раз она их упомянула? Но при чем здесь лектор из Москвы? Почему они сами не борются с ними? Я чувствовал, что особое раздражение вызывали у нее мои «библейские концовки», провоцировавшие народ на выражение своих чувств. Но как раз они мне были особенно дороги и интересны, и уже никакая сила не заставила бы меня отказаться от них.
При этом я тщательно избегал разговоров о вере. У меня не выходила из памяти случайная беседа с молодым монахом в Троице-Сергиевой Лавре несколько лет тому назад. Мы говорили с ним о доказательствах существования Бога. Это был интересный и серьезный разговор до того момента, когда вдруг собеседник в качестве доказательства воскликнул: «А ведь отроки-то в пещи огненной не сгорели! Вернулись целехонькими. Спас их ангел посланный». Я прекратил разговор и до сих пор не знаю, как реагировать на подобные аргументы.
По завершении лекции в конференц-зале я рассказал своим слушателям о том, что Соломон не понимал трех вещей: полета орла в небе, движения змеи по земле и пути мужчины к сердцу женщины. Я заверил их, что ученые уже давно объяснили первые две проблемы, но проникновенно констатировал, что, к счастью, сердечные пути-дороги остались неведомыми.
— А что же тут непонятного, — вдруг подал голос старик из первого ряда, — бабки у мужика есть, так он завсегда найдет путь к женщине.
— Ой, ой, Остапыч, помолчал бы, это у тебя-то были деньги, когда тебя Дуся приветила?!
— Тогда всё было по-другому. Сватов засылали, родители договаривались, это потом всё пошло в тартарары. До сих пор порядку нету ни в чем, за что ни возьмись.
— А что это за мужчины такие, что от них подарков не дождешься, никуда не приглашают, сидят со своим пивом, животы надувают да футболом-хоккеем наслаждаются? — вмешалась одна из женщин.
Народ загудел.
— Им только одно от нас надо! — вдруг раздался знакомый голос. Я присмотрелся и узнал швею-мотористку с первой лекции. Можно было возгордиться своей популярностью, но я не успел.
— Вы меня простите, но я все-таки вынуждена вмешаться. У нас антирелигиозная лекция. При чем тут Соломон с его птицами, женщинами и змеями? Не это мы должны обсуждать! — разгорячилась Большая Анна. — В вашем коллективе есть верующие? Авдотья Николаевна, зам главного бухгалтера, я вас здесь видела, вы что скажете?
Встала названная женщина.
— Понимаете, Анна Георгиевна, верующие есть. Но они тихие, ходят в церковь время от времени, не вступают в пререкания, работу выполняют неплохо, как с ними бороться? Государство не запрещает же храмы. А те, что входят в секты, молчальники. Мы и не знаем о них ничего. Это же ваша работа. Их надо выявлять с помощью органов. Вы нам что посоветуете?
— Вот посоветовать вам должен был Михаил Михайлович, — продолжала бушевать чиновница. Похоже, она собиралась камня на камне не оставить от меня, но вовремя спохватилась, что сор из избы именно здесь выносить не следует, и завершила свой выпад:
— К сожалению, у нас уже истекло время для его рекомендаций. Надеюсь, мы еще встретимся.
Мы уже собирались уходить, когда ко мне подошла группа женщин с жалобами на утеснения пастырей местного храма. Я посмотрел на Анну Георгиевну. Однако беседы с паствой, видимо, не входили в круг ее обязанностей. Она раздраженно заявила, что просительницы должны обращаться по таким вопросам не к лекторам, а в сельсоветы по месту жительства, повернулась и, бросив на меня гневный взгляд, удалилась. Сопровождать нас с Анечкой на последнюю лекцию с местными парикмахершами она с негодованием отказалась, заявив, что поставит в известность о моих художествах региональное начальство.
* * *
В парикмахерской сидели десять женщин, демонстративно положив на колени свои сумки и показывая тем самым, что мыслями они уже дома. Поэтому я был лапидарен и в качестве довеска рассказал историю об Ионе, которого якобы проглотил кит, носил во чреве три дня, а потом освободил. Женщины этим эпизодом заинтересовались и поставили сумки на пол. Коллектив разделился примерно пополам. Одна половина настаивала на том, что такого не может быть, а вторая приводила примеры из прочитанных книг, кинофильмов и рассказов родственников, доказывая, что такие случаи нередки. Начальница мастерской привела убедительный пример: в Индии питон проглотил женщину, но местные жители узнали ее очертания в недрах змеи, заставили гада раскрыть пасть и выпустить пленницу, живую и здоровую, хотя, конечно, напуганную. Правда, рассказчица не помнила, сколько времени провела та в заключении. Диспут затягивался. Я уже пожалел об отсутствии Анны Георгиевны, которая умела ловко завершать подобные словопрения, но тут неожиданно в дело вступила Анечка и пообещала обратиться в московское отделение общества «Знание» с вопросом о реальности подобных событий. Парикмахерши нехотя взялись за сумки, и мы распрощались.
Тем временем, по словам Анечки, Анна Георгиевна требовала от местных руководителей большей жесткости. Они, по ее мнению, должны были заставить меня обличать церковнослужителей за обманы в церковных источниках, отказаться от «концовок» и уж совершенно точно от непрогнозируемых, непонятно куда могущих завести бесед с народом. Но начальство не хотело связываться с «московской штучкой». Оно не было уверено, что подобные завершения лекций не является следствием очередных новаций сверху. Никто не желал портить отношений с московским отделением «Знания». Это дало мне возможность на следующий день выступить с пятью лекциями в разных учреждениях. Там мы обсудили проблемы непорочного зачатия, наличия у Адама первой жены до Евы, возможности дожить до 900 лет, наивности Самсона и неверности Далилы и еще кое-какие оказавшиеся насущными на тот день вопросы. Анна Георгиевна демонстративно отсутствовала.
Я успокоился, но вечером мне в номер позвонила Анечка и сообщила, что надвигается гроза. Произошло два взбесивших Большую Анну события. Во-первых, на нее посыпались запросы на антирелигиозные лекции М. М. Михайлова из множества организаций. Если раньше она с трудом, лаской и таской добивалась согласия на проведение лекций, то теперь запросы пошли даже из совершеннейшей Тмутаракани. Вторым моментом, уже всерьез насторожившим местное руководство, было сообщение из коллектора книжных магазинов и библиотек, что народ активно интересуется Библией. В связи с этим было принято принципиальное решение прекратить выступления лектора М. М. Михайлова.
Разруливание всех дальнейших проблем было возложено на Электрона Александровича. Тут Анечка высказала надежду, что он найдет выход из ситуации, поскольку был мужчиной умным, увертливым и не допускавшим ранее никаких глупостей. На этом наш разговор окончился, поскольку в дверь постучали. Появился посыльный, который передал мне приглашение на беседу ко второму секретарю обкома партии на следующее утро, в 11:00. Кроме того, вечером мне позвонил, как я понял, его помощник и осведомился, смогу ли я завтра посетить обком и поговорить с Электроном Александровичем. Всё было исключительно вежливо, даже деликатно. Я по-прежнему чувствовал себя «московской штучкой».
Продолжение следует