Нобелевская премия по литературе: за пронзительность - Троицкий вариант — Наука
Когда редакция ТрВ-Наука (в лице выпускающего редактора, известного в узких кругах под псевдонимом Пеплов) обратилась ко мне с просьбой написать про грядущую Нобелевскую премию по литературе и потенциальных лауреатов, первым делом я честно полез на сайт премии и стал отматывать назад, попутно вспоминая, кого из нобелиатов я читал, о ком хотя бы слышал и так далее. Так я докрутил до самого низа. И наткнулся на некоего Сюлли-Прюдома, первого лауреата в истории премии. 1901 год. Был такой французский поэт. Кто его читает/помнит/знает сейчас? Открыл в соседней вкладке его сонеты, стал повышать свой культурный уровень. Особо не повысил. Всё хорошо, всё очень хорошо, просто замечательно. Узнаваемо, классично. Поэт Поэтович, поцеловать и поставить на полку, оставить в наследство для филологов.
Была в истории премии пара периодов, когда премия не вручалась. Желающие могут с легкостью уточнить, когда именно. В последние годы премия вручается бесперебойно. О чем это говорит? О чем-то говорит.
В Японии с некоторых пор установилась такая традиция. Всякий раз, когда распускается сакура начинают алеть клены, любители и фанаты Харуки Мураками («харукисты») садятся в ресторане «Пиноккио» (город Кобэ, родные места Мураками), наливают себе вискаря на сколько-то там пальцев (потому что Мураками и виски — это как чай и дзэн, у них один вкус) и наблюдают телетрансляцию церемонии награждения, а затем со смехом дружно чокаются во славу того, что и в этом году, опять и снова, наш любимый Харуки-сан не удостоился почетной награды. Зато удостоилась, например, кореянка, т. е. всё же как-никак писательница «из наших», а значит, мы опять как бы победили. Кампай, то есть кампё! По-моему, это просто замечательная традиция, и хотя бы только ради того, чтобы она не прерывалась, Харуки-сану не стоит вручать Нобелевку желательно вообще никогда. Всё равно мы все уже давно и прекрасно понимаем, кто победитель и чемпион во всех зачетах и соревнованиях, поэтому выпьем за тех, кто на его фоне наконец-то стал хоть кому-то в мире известен. Тем более, что Мураками и так уже давно стал лауреатом многих куда более престижных литературных премий.
Какие вообще бывают литературные премии? Вот самые известные: гонкуровская, пулитцеровская, букеровская, дублинская, премия Кафки… Хотел добавить «Московский счет», но нет, как-то язык не поднимается, рука не поворачивается…
Вокруг всякой премии неизбежно время от времени разгорается шумный скандал, на то оно всё и придумано. Нобелевская премия пользуется наиболее противоречивым статусом из всех. Чаще всего различные критики упрекают стокгольмский комитет в политической ангажированности в ущерб качеству номинированных произведений. Мол, этому дали, потому что он топит за бедные угнетенные народы из третьего мира, и вообще он хороший и весь сплошь за демократию, а то, что пишет он как-то не ахти и вообще все они уже давно пишут одну-единственную книгу на всех, ну, это на вкус и цвет, как вы догадываетесь, и вообще: сами-то вы как пишете? Ну и молчите себе в тряпочку! Сценарий подобных дискуссий в местной, весьма средней полосе знаком до боли.
А мне меж тем, когда я листал список лауреатов, показалась вся эта пестрота последних лет даже какой-то милой и симпатичной. Ну, правда, есть какой-то юмор в том, что Боб Дилан соседствует со Светланой Алексиевич. Само собой разумеется, есть среди награжденных и те, кого я очень и очень ценю, и тут мое мнение целиком и полностью — ура-ура, ребята, я с вами! — совпадает с нобелевско-комитетским (если допустить, что оно у него есть). Из последних лет — это суперфигура Петера Хандке и ненормальная (в хорошем смысле) Эльфрида Елинек, блистательно переведенная на русский виртуозным Александром Белобратовым из Питера. Далее — куда без Оэ Кэндзабуро?! Мой поклон. Разумеется, Бродский. Какие-то авторы просто настолько бесспорны, что скорее сами делают честь премии и повышают ее уровень и статус, нежели наоборот. Беккет, Сарамаго. В год моего рождения Нобелевку получил обожаемый всеми Маркес, и объективно это очень заслуженно и адекватно, хотя, признаться, сам я его просто на дух не переношу. Ну, не сложилось у нас с ним. Бывает. Я и матэ не люблю…
Вообще удивляет это серьезное отношение к премиям, удивляет, что оно сохраняет эту серьезность и как будто бы не утрачивает ее. Поколения писателей, читаталей и номинаторов меняются, литературная геополитика меняется, всё меняется, но престижность премии сохраняется. Чудеса! Почему-то это важно, кто получит Нобелевку в этом году. Почему это вообще важно? Непонятно. Я уже не говорю об этом идиотском соревновательном аспекте мирового чемпионата или какой-то не дай бог олимпиады по чему угодно, что для литературы просто абсурдно. От того, что премию не так давно получил Кадзуо Исигуро — эта креатура мирового криэйтив-райтинг движения, к тому же британо-японский гибрид — и нашим, и вашим чтоб не обидно было! — никому, по большому счету, не холодно и не жарко.
Благодаря тому, что премию получил Абдулразак Гурна или Юн Фоссе, мир узнал, что на свете вообще существуют люди с такими именами и что они что-то пишут. Литературные истеблишменты всколыхнулись и с некоторым опозданием стали публиковать переводы новоиспеченных нобелиатов. Переводчики с соответствующих языков получили, надо надеяться, свою копеечку, что, конечно же, очень правильно и хорошо, потому что кушать всем хочется. Но собака лает, а караван идет. Я так и не полюбил Луизу Глюк (или Глик?), даже несмотря на то, что она получила Нобеля. Я ее читал и до этого, она выходила в одной серии с Имоном Гринаном и Энтони Хектом. Мне ближе Хект. А из поэтесс-нобелиаток, так уж и быть, Герта Мюллер и Нелли Закс, если навскидку и не задумываясь. А если задумываясь, то почему Кэрол Энн Даффи до сих пор не?.. Я уже не говорю про Ибараги Норико, но тут поезд уже ушел. Безобразие.
Есть такой писатель нидерландский, среди писателей известный и оцененный, чей поезд еще не ушел. Он неоднократно номинировался на Нобелевку, но ни разу ее так и не получил. Я говорю о своем любимом Сейсе Нотебооме. Если представить себе формулировку, которая могла бы следовать за «за» (какие там заслуги перед литературой и мировой общественностью), то… В общем, мне трудно себе ее, эту формулировку, представить в официально-комитетной форме. А так, попросту, я бы сказал, за что. За пронзительность. За честный, здравый и неутешительный диагноз европейскому человеку и всей европейской цивилизации заодно. За неяркость, неброскость, антихитовость, какую-то даже усталость тона его утонченных романов, часто построенных по музыкальному принципу. За антикварную хрупкость отношения к людям, наконец.
В конце концов, конечно, можно с японским занудством лишний раз отметить — хотя только ленивый уже этого не отмечал, — что как-то это всe-таки, мягко говоря, странно, что премия по литературе, т. е. за искусство слова, которое призвано нести гуманистический посыл и посул, носит имя изобретателя динамита и, как я только что уточнил, какого-то еще немыслимого «гремучего студня». Метафора бомбы уже давно стала синонимом сенсации и хитовости, поэтому тут ничего удивительного нет.
Главное, чтобы студень гремел: а) метафорически; и б) всё же ради благого дела, каковым, хотелось бы верить, по-прежнему является писательство.
Александр Беляев, ИКВиА НИУ ВШЭ