Про гостеприимство - Троицкий вариант — Наука
Между прочим, как-то раз занесло в СССР с визитом доброй воли трех японских прогрессивных деятелей. Они представляли профсоюз учителей. Меня приставили к ним переводить. Для начала скучно побеседовали в унылом московском кабинете о борьбе за мир и об ужасном состоянии японского образования. Затем посмотрели в Большом театре балет «Жизель», во время которого утомленные десятичасовым перелетом японцы сладко посапывали, так и не узнав историю несчастной девушки. Побывали и в образцовой школе с углубленным изучением английского языка. Комсомолка и отличница с выражением прочла сонет Шекспира, мои подопечные восхитились, хотя английского языка не знали. Добрались и до мавзолея Ленина. Покидая его вместе с обалдевшими визитерами, надышавшимися склепной пылью, я услышал, как на выходе дюжий милиционер запрашивал по рации: «Третий-третий, я второй, могилку зачистил?» Он имел в виду расположенную поблизости могилу Неизвестного солдата, к которой следовало обеспечить свободный проход иноземцев.
После всего этого делегацию отправили для разрядки в Тбилиси. Там нас не пичкали политинформациями, мы просто бродили по чудным кривым и крутым улочкам, где развешанное во дворах белье вбирало в себя бесподобные ароматы грузинской кухни. Вальяжные парни с ясно обозначившимся брюшком застыли у помнящих лучшие времена обветшавших домов. Парни были одеты по последней квази-парижской моде и провожали нас ленивым взглядом: мы, мол, и не таких еще видели. Тем более, что на головы японцев были напялены не положенные щеголям кепки-аэродромы, а нелепые панамки, которые нормальные люди нахлобучивают только на детей. Тем более, что японцы униженно кланялись каждому встречному. Кроме того, они не бросали окурков на булыжную мостовую, а торопливо прятали их в карманные пепельницы. Старухи же обосновались на балконах и глядели в оба на очкастых пришельцев, лопотавших на диковинном наречии. Глядели и что-то восклицали. Возможно так: «Вот бы и моему внучку такой же классный фотоаппарат!» А возможно, и эдак: «Худые-то какие! Плохо ихний император о них заботится! Вот бы мне их на постой! Я бы вас откормила!»
Художник Вахтанг в скором времени собирался в Токио на выставку советских художников и позвал нас в свою мастерскую. Вахтанг был большим человеком с длинными волосами и черными глазами, в которых отражался тот мир, который не видели другие. Поглазеть на японцев явились и его многочисленные друзья. Дальше — завертелось. Для начала главе делегации Накамуре предложили осушить хрустальный рог с вином. Рог был сувенирный и не слишком вместительный, но пол-литра в нем точно помещалось. Накамуру хватило на треть, но Вахтанг, ссылаясь на обычаи предков, не отступался, так что Накамура с молящим взглядом передал рог мне. Куда деваться? В тот момент я ощущал себя важной пылинкой многомиллионного японского народа, ударить лицом в грязь не мог и осушил рог. Я был молод и горяч. К тому же и вино было божественным. Или мне это сейчас так кажется?
Дальше посыпались тосты. Грузины произносили их цветисто, японцы отвечали односложно: «Кампай!» Мол, выпьем и дело с концом. Получалось как-то пресновато. В эту минуту я ощущал себя частью любимого грузинского народа и хотел сделать ему приятное. Так что при переводе мне приходилось кое-что добавлять. И про царя Давида Строителя, и про уважаемых предков в седьмом колене всех присутствующих, и про ласковое солнце, которое светит всем миролюбивым народам. Японцы говорили коротко, я переводил длинно, но это никого не смущало. Красное вино дображивало свой век в моих жилах и прибавляло смелости.
Когда я упомянул про гений Вахтанга, он не выдержал и ткнул пальцем в висевшее на стене живописное полотно размером метра три на два. Там был изображен живописный Тифлис с его духанами, торговцами, пьяницами и другими веселыми людьми. «Это я нарисовал! Нравится?» — с вызовом спросил Вахтанг Накамуру. «Нравится!» — ответил тот. Картина и вправду была хороша, но если бы она была и плоха, разве мог он ответить иначе? «Дарю!» — воскликнул Вахтанг. «Меня же в самолет с таким багажом не пустят! Как я ее повезу?» — спросил практичный Накамура. Вахтанг не задумываясь ответил: «Начальник аэропорта — мой друг!» Сказал как отрубил.
Тут вдохновленный собственной щедростью Вахтанг посчитал, что не до конца выполнил долг гостеприимства, и подвел нас к бронзовому изваянию обнаженной девушки. Профсоюзники с такими красавицами дела явно не имели. Думаю, она потянула бы килограммов на двести. «Нравится?» Накамура умоляюще посмотрел на меня. «У них в Японии порнография запрещена», — нашелся я с ответом. «Зря!» — с некоторым облегчением выдохнул Вахтанг и не стал уверять, что начальник японской таможни — его закадычный друг.
В тбилисском аэропорту у нас и вправду проблем не было. Но в Японию летали только из Москвы. В Шереметьево заинтересовались скатанным в длиннющий рулон полотном. Пришлось раскатать. Таможенник потребовал разрешения на вывоз. Я сказал, что Накамура это сам нарисовал во время своего пребывания в Грузии. В качестве доказательства указал на подпись художника в нижнем углу картины. Вахтанг вывел ее затейливыми грузинскими буквами, которые я выдал за иероглифы. Таможенник внимательно посмотрел на Накамуру. Тот был в костюме и галстуке, чисто брит и коротко стрижен. Словом, совсем не походил на художника. Тем не менее таможенник загадочно улыбнулся и сделал вид, что поверил. В моде тогда была «разрядка напряженности», и это сказывалось на людях в лучшую сторону. С чувством исполненного до конца долга я помахал японцам и вернулся на свою Таганку.
Через какое-то время Вахтанг отправился в Токио. На обратном пути заглянул ко мне. Он вернулся с трехдневным опозданием. «Понимаешь, когда уже прощались с устроителями выставки, они стали говорить, как им жалко расставаться со мной. Еще бы — я ведь первую премию получил! Вот я свой билет на самолет и порвал. Грузин не мог поступить по-другому», — несколько виновато объяснил Вахтанг. После этих слов он продемонстрировал подарок от Накамуры: рисовое зернышко, помещенное в красивый прозрачный футляр. Зернышко лежало на атласной подушечке. Рисинка покоилась на ней, словно царевна в хрустальном гробу. К подарку прилагался микроскоп, поскольку на зернышке были процарапаны крошечные иероглифы. «Прочти!» — велел Вахтанг. Я долго наводил микроскоп на резкость. Наконец, прочел: «Цени великое в малом и малое в большом». «Хорошо сказано!» — воскликнул Вахтанг и сделался на минуту задумчив. «Понравилось в Японии?» — спросил я. «Понравилось. Но только бог миловал, что я родился не там. Целых десять дней там пробыл. Японцев полно, а грузина ни одного не встретил. Это как?»
Александр Мещеряков