Про словари - Троицкий вариант — Наука
Между прочим, каждый японист хорошо знаком с фундаментальным двухтомным японско-русским словарем под редакцией Николая Иосифовича Конрада. Без этого словаря японистом не станешь. За эту грандиозную работу коллектив, который трудился над его составлением, наградили Государственной премией. Наградили по заслугам, что не всегда бывает.
Судьба Конрада сложилась витиевато. Учился в Санкт-Петербурге, потом в Японии. Работал в Ленинграде, а в достопамятном 1938 году Сталин арестовал его, предъявив обвинение в шпионаже в пользу Японии. Логика простая: знаешь иностранный язык — значит шпионишь. То есть Сталин остался сидеть в Кремле и продолжал диктовать свои человеконенавистнические указы, а вот Конрад угодил в концлагерь на лесоповал в Канске, но потом каким-то чудесным образом перевелся в московскую «шарашку». Там он перевел китайский трактат Сунь Цзы по военному искусству VI века до Р. Х. Нужно быть недюжинным человеком, чтобы убедить душегубов в полезности этого трактата для Красной армии. В любом случае Конраду повезло — всего через три года его выпустили на волю и уже в 1945 году наградили орденом Ленина. Выпустив, публично не извинились. Это было не принято. Душегубы считали, что извиняться — значит показывать слабость. Зато впоследствии присвоили звание академика и даже присудили Государственную премию.
Словарь Конрада впервые издали 1970 году. Я тогда был студентом, с тех пор этим словарем и пользовался. В японском языке (впрочем, как и во всяком другом) очень много слов. Всех не упомнить. Словарь Конрада напечатали на дрянной бумаге, что не снижало его ценности для тех переводов, которыми я занимался немало. Понятно, словарь сильно пообтрепался и обветшал. Но я настолько привык к нему, что новый не покупал. Некоторые страницы между тем вывалились, скомкались и потерялись. Но потерялись с умом. Не было ни одного случая, чтобы на этих утерянных страницах оказалось нужное мне слово.
В 1996 году я работал в Японии, поселился в профессорском общежитии. Обстановка казенная, стены — голые, на стеллаже — ни одной книжки. Потом полки стали потихоньку заполняться купленными книгами, но всё равно для уюта чего-то не хватало. Успокоился только тогда, когда позаимствовал в библиотеке фолиант Конрада и водрузил его на полку. Честно говоря, он был тогда не очень нужен — пользовался толковыми японско-японскими словарями. Тот библиотечный словарь Конрада был не как мой, а почти как новенький, но сердце сразу стало на привычное место. Словно родной человек ко мне подселился.
Сейчас кажется, что век бумажных словарей закончился. А ведь совсем недавно они обладали громадной ценностью. В аспирантское время я купил в букинистическом магазине иероглифический словарь Нельсона аж за 120 рублей! Это была вполне приличная по тем временам месячная зарплата. Тогда считалось, что книга — лучший подарок. Но словарь был подарком еще более желанным.
Прошлый век давно скончался, но выбросить на помойку те словари, которые верой и правдой служили мне столько лет, всё равно жалко. Молодым людям бумажные словари в диковинку, они пользуются словарями электронными и Всемирной паутиной, искать нужный иероглиф в бумажном словаре не умеют. А это дело в случае с японскими словарями требует тренировки и навыка (детали опускаю). Но если вдруг электричество и батарейки закончатся, молодым людям хана — ничего путного найти не сумеют.
Всему приходит конец. Наверное, придет он и электричеству. Неужели тогда мой словарь Конрада будет снова в почете? Но можем ли мы исключить, что Конрада снова не внесут в список иностранных агентов? Хотя бы посмертно? Ведь один раз его уже арестовывали. И тогда его словарь приговорят к сожжению. И тогда всем нам уж точно хана.
* * *
В силу своих профессиональных занятий чаще всего я бывал в Японии. Помимо книжек на японском про историю и культуру, местные магазины одаривали меня и иным. В частности, я разжился и «Playboy’s Complete Вook of Party Jokes». Предполагалось, что, начитавшись скабрезных анекдотов, playboy прослывет среди женщин остроумным человеком, это сделает их более покладистыми. Учитывая специфику журнала Playboy, многие анекдоты вряд ли стоило рассказывать в приличном обществе, но попадались и относительно невинные. Вот, например, про знаменитого составителя толкового словаря Ноа Вебстера. Его жена уехала то ли в командировку, то ли еще куда. Возвратившись, она застала мужа вместе с неизвестной ей дамой и воскликнула: «I am surprised!» Языковед не смутился и поправил ее: «You shocked; I am surprised». Прекрасная лингвистическая находка, которой я так ни разу и не воспользовался. И другим не советую.
* * *
Очень знающий японский русист показал мне такую строку в русской книжке: «Холод космического рака пронизывал меня». Русист не мог понять, что к чему. Любой русский человек мгновенно бы вычислил, что тут опечатка и речь идет о мраке.
Сколько ни учи чужой язык, а против опечаток ты бессилен. Словарей опечаток еще не создано, и я еще не встречал человека, который мог бы такой словарь составить. Впрочем, мой круг общения весьма ограничен.
* * *
Мама умерла, я стал разбирать ее архив. Попался и русско-немецкий словарь. Мама училась в то время, когда воевали с Германией, и студенты учили язык противника вовсе не потенциального, а настоящего. Открыл словарь наудачу — он открылся на букву «р». Слово Kamille было подчеркнуто красным карандашом. Kamille — это ромашка, мамин любимый цветок. На даче она собирала ромашки на лугу и ставила их в бутылку из-под молока. Получалось и вправду красиво. Вообще-то немецкий язык мама знала неважно, так что в словаре для верности запоминания была положена настоящая ромашка. В электронных словарях такого засушенного счастья не встретишь.
Александр Мещеряков