Ревекка Фрумкина. В попытках объять необъятное

К оценке этой книги можно подойти с разных позиций.

Можно задаться вопросом о том, насколько были корректны методы социологических опросов, проведенных группой исследователей под руководством и при участии автора (с 1992 по 2000 гг. этот социологический мониторинг осуществлял Российский независимый институт социальных и национальных проблем ( РНИС и НП ), а затем - созданный на его кадровой базе Институт комплексных социальных исследований Российской Академии Наук ( ИКСИ РАН ).

Можно размышлять о том, следуют ли из приводимых таблиц и графиков именно те выводы, которые нам предложены.

Оправданным будет и сомнение по части выполнимости самого авторского замысла. Ведь тематика опросов охватывает чуть ли не все стороны жизни россиян. Это и уровень социальной напряженности, и электоральные предпочтения в преддверии парламентских и президентских выборов, и степень удовлетворенности доходами, и мера доверия к властям и президентам, и эмоциональное состояние россиян до и после дефолта, и их оценки разных аспектов деятельности нынешнего Президента ...

Автор стремился дать картину " специфики восприятия рыночных реформ возрастными и социально-профессиональными группами" (с. 9) за десять лет, и каких лет! Как уместить данные опросов населения за десятилетие и их интерпретацию под одной книжной обложкой? А ведь нужен еще и фактографический комментарий - кто сегодня помнит о перипетиях конфликта Ельцина с Хасбулатовым ? Или о темпах инфляции в 1995 году?

Но больше всего сомнений при чтении книги вызывает отсутствие данных об инструментарии, то есть, попросту говоря, - о характере задаваемых вопросов.

В самом деле. Откроем известное издание ВЦИОМ "Мониторинг общественного мнения. Информация и анализ". Доверие к аналитике и теоретическим выводам, публикуемым в статьях первой части данного издания (это примерно 70-80 полос в две колонки) всегда поддерживается не только таблицами с формулировками вопросов второй части каждого выпуска ("Информация: результаты опросов"), но еще и методическими комментариями (на вторую часть в каждом выпуске отводится примерно треть объема журнала, то есть еще 20 полос).

Таким образом, даже неискушенный читатель, для которого имена редакторов и постоянных авторов "Мониторинга" - это Ю.А.Левада, Б.В.Дубин, Л.Д.Гудков, Н.А.Зоркая, Л.А.Хахулина - скорее "на слуху", нежели составляют круг референтных источников, может обратиться к таблицам и анкетам второй части и хотя бы отчасти оценить валидность методического инструментария, используемого в опросах ВЦИОМа и служащего базой для статей первой части.

В книге М.К.Горшкова почти 140 таблиц и с полсотни рисунков. Есть и перечень проведенных обследований с указанием охваченных выборкой территорий. Но методологический и методический инструментарий автора полностью остается за кадром, в силу чего и сами данные во многих случаях порождают недоумение, а их интерпретация не всегда кажется обоснованной - за исключением случаев совсем очевидных.

Издание по своей форме заявлено как научное. Однако по способу подачи материала и уровню анализа оно скорее является чем-то наподобие учебного пособия, а скорее - книгой для широкого читателя. Видимо, в этом качестве и была востребована предыдущая книга того же автора "Российское общество в условиях трансформации (социологический анализ)", вышедшая в 2000 г. и положенная, по его словам, в основу обсуждаемой работы.

Как пишет автор, он сократил разделы, посвященные эпохе Ельцина, и добавил материал, позволяющий " как можно полнее представить картину динамики развития массового сознания в путинской России " (с. 10). В результате примерно 320 страниц посвящены периоду с 1992 по 1999 гг., а остальные 200 - трем последним годам, то есть начиная с избрания нынешнего Президента и по сей день.

Ориентацией на массового читателя можно объяснить аппарат книги, точнее - его скудость. Библиография в конце книги (как, впрочем, и в предисловии, где библиография в сносках заменяет обзор литературы) удивляет отсутствием ссылок на работы иностранных авторов, за исключением нескольких классических работ, имеющихся на русском языке, таких, как книги Г.Лебона или С.Московичи .

Но еще более странно, что классики нашей социологии в этой библиографии практически отсутствуют. Так, Т.И.Заславская представлена только последней по времени книгой "Социетальная трансформация российского общества" , Ю.А.Левада - одной статьей (!) и почему-то из "Независимой газеты", а не из какого-либо научного издания. Нет ссылки даже на некогда прогремевшую книгу Б.А.Грушина "Мнения о мире и мир мнений" ( 1967 ), положившей начало систематическому исследованию общественного мнения в СССР.

Ссылка на "Мониторинг общественного мнения" в библиографии почему-то имеет такой вид: Отв. ред. Ю.А.Левада. М., ВЦИОМ, 1993-1999 г. , так что, во-первых, можно подумать, что это не периодическое издание, а книга, и, во-вторых, такая ссылка вообще вводит читателя в заблуждение, поскольку данный журнал продолжает выходить и сегодня . При этом данные "Мониторинга" автором привлекаются, и не однажды, но почти всегда в сносках и без необходимых комментариев даже в тех случаях, когда имеют место явные расхождения данных ВЦИОМ с результатами Горшкова.

Библиография не содержит ссылок на таких авторитетных авторов, как Л.А.Гордон , Л.Д.Гудков , Б.В.Дубин , А.Г.Левинсон , которые, собственно говоря, и являются "лицом" российской социологии. Едва ли М.К.Горшков не слышал о книге "Советский простой человек. Опыт социального портрета на рубеже 90-х" (М., 1993 ) или о книге Ю.А.Левады "От мнений к пониманию. Социологические очерки 1993-2000" (М., 2000) - а ведь обе они, будучи научными, доступны действительно для всех. Зато есть ссылка на достаточно специальную работу В.Ф.Петренко "Основы психосемантики" (1997) - хотя это исследование по психолингвистике; а также на книгу С.Ю.Глазьева " Мы долго молча отступали " (1999), которая, прямо скажем, проходит в лучшем случае по жанру политического манифеста.

Таким образом, автор достаточно четко самоопределяется в аспекте своих научных и, пожалуй, не только научных пристрастий и ориентаций. Это, разумеется, его право. Однако же именно широкий, да и вообще начинающий читатель, пожелавший понять, что такое общественное мнение и каким оно было в последние годы, непременно окажется жертвой авторской позиции.

В частности, забота автора об этом "широком" читателе, для которого, казалось бы, и написана книга, не простерлась до составления хотя бы именного указателя, не говоря уже о предметном. Захоти читатель узнать, как российские граждане относились к генералу Александру Лебедю в разные периоды его политической карьеры - в какой раздел книги смотреть?

Кстати о разделах, то есть о структуре книги. Я не случайно начала разговор о труде М.К.Горшкова с библиографического аппарата - всякий профессионал знает, как много дает даже беглый просмотр библиографии к незнакомой книге. В большинстве случаев такого просмотра достаточно, чтобы решить, нужно ли книгу приобрести, дабы проштудировать, или довольно только пролистать, а не исключено, что и листать не стоит.

Но обратимся к корпусу текста.

Первая глава должна служить теоретическим введением в проблему изучения общественного мнения. Названа она, с моей точки зрения, несколько странно: " Общественное мнение как духовно-практическая позиция общества ". Что такое " духовно-практическая позиция " - я понять не сумела. Не более внятным мне представляется и часто употребляемое автором выражение духовно-практический потенциал, эмоционально-чувственный и им подобные. В общем, теории я в первой главе не нашла.

Глава вторая - " Переход к рынку в зеркале общественного мнения " - охватывает 1992-1995 годы, то есть времена, перенасыщенные социальной напряженностью и социальными взрывами. С учетом того, что хоть и косвенными методами, но сама я тоже изучала умонастроения сограждан после событий октября 1993 года, я заинтересовалась данными таблицы на с.82, где среди разных опасений описаны страхи россиян по поводу возможностей гражданской войны.

В апреле 1993 гражданской войны боялись 52% граждан - больше, чем роста преступности (42%), инфляции (23%) и перспективы безработицы (17%). Однако к февралю 1994 - как говорится, "еще и башмаков не износили", - страх перед гражданской войной уменьшился до 22%, то есть более, чем вдвое - тогда как рост преступности вызывал страх у 54% населения, а выражение опасений по поводу инфляции достигло 43%. Зато к октябрю 1994 страх перед гражданской войной вернулся к прежней цифре.

Меня эти данные озадачили. Никаких предвестий грядущего кровопролития в октябре 1994 года, казалось бы, не было. Автор приведенные цифры не комментирует, что жаль. Но, с другой стороны, ему же еще надо рассказать о том, в каких формах в 1994 года граждане России испытывали политическую апатию, а вместе с тем об их электоральных предпочтениях, об отношении к разным властным институтам, к приватизации, к чеченской проблеме и т.д., а на все про все остается каких-то 40 страниц, поскольку третья глава уже повествует о "российском обществе образца 1996 года".

Подобное соотношение "данные - их интерпретация" наблюдается в книге в целом. Очередная таблица вызывает тьму вопросов - у читателя. Автор иногда отвечает - но большей частью в достаточно общей, стереотипной, я бы даже сказала - штампованной форме. Аналитика либо отсутствует, либо ее уровень близок к статье в газете. Сказанное можно было бы показать и на материале других глав книги.

Особенно странно отсутствие анализа и интерпретации выглядит в тех случаях, когда данные автора расходятся с данными других институций, изучающих общественное мнение. Так, в сноске на с. 251 приводятся мнения граждан, касающихся их самоидентификации в качестве представителей "среднего класса" на момент, предшествующий кризису 1998 г.

По данным ВЦИОМ, в июле 1998 года к среднему классу в целом себя относили 40% россиян. По данным автора, до кризиса " имелись основания (какие? - Р.Ф. ) причислять к российскому среднему классу 25% трудоспособного населения "

Ясно, что разница между 40% и 25% - не следствие ошибки измерения, а следствие разницы в способе "причисления". Но никаких комментариев по этому поводу автор книги не дает. Ваш рецензент удивился и поинтересовался, как звучит соответствующий вопрос в анкете ВЦИОМ. Формулировка эта дается в каждом номере "Мониторинга"; она нацелена на получение от граждан сведений именно об их самоидентификации . Итак:

"К какому слою в обществе вы бы, скорее всего, себя отнесли?"

Варианты ответа : к низшему; к низшей части среднего слоя; к средней части среднего слоя; к высшей части среднего слоя; к высшему.

М.К.Горшков сообщает (со ссылкой на "Мониторинг" ), что упомянутые ВЦИОМ 40% распределились следующим образом: 14,6% - низшая часть среднего слоя; 24,6% -средняя часть среднего слоя; 3.2% - высшая часть среднего слоя.

Где 25%? Читатель волен предположить , что Горшков считает "средним классом" только тех, кто каким-то образом отнес себя к "среднему слою". А почему? "Не дает ответа..."

Еще пример. Табл.17 (с. 116) озаглавлена: " Доля населения , поддерживающего различные идеи, в % " .

В числе "идей" здесь упомянуты "Идея единения народов России в целях ее возрождения как великой державы", "Православная идея", "Идея сближения с Западом" .

Но едва ли находящийся в здравом уме социолог будет задавать респондентам вопросы именно в такой форме! Да и что такое "православная идея" ? С какими народами России надо объединяться ради ее же возрождения? Разумеется, реально вопросы предъявлялись совсем другие. А вдруг - нет?

Глава четвертая " Углубление кризиса в оценках и суждениях общественного мнения "; пятая - " Российское общество вновь перед выбором " - и еще три главы, названия которых в той или иной форме перефразируют друг друга и, увы, мало информативны.

Слишком часто остается неясным, что именно замерялось в каждом отдельном случае. Вот люди в возрасте менее 30 лет оценивают влияние разных исторических периодов на социально-экономическое развитие России. "Реформы начала ХХ века (введение элементов конституционного строя, создание слоя крепких частных хозяев на селе, переход к золотому рублю" оцениваются положительно 82% из этой возрастной группы. Допустим, про манифест 17 октября и столыпинскую реформу молодые люди что-то слыхали в школе. Но где вы найдете респондентов до 30 лет, не историков и не экономистов, которые бы помнили, кто и когда ввел в России золотой рубль? Не говоря уже о том, что не так просто описать суть этого аспекта финансовой реформы Витте .

В тексте я обнаружила немало оборотов речи, самым странным образом совмещающих претензию на ученость и стиль провинциальной газеты. Например, раздел 6.2. (с. 350) озаглавлен так: " Общественное мнение против своих изобличителей ". Но это, так сказать, вопрос вкуса. Зато в первом же абзаце читаем: "... за весьма самостоятельную (чтоб не сказать - дерзкую) позицию, противостоящую влиятельным СМИ, общественное мнение россиян стало своего рода расплачиваться ".

По существу перед нами попытка своего рода совместить в одном томе краткий исторический очерк событий бурного десятилетия и параллельно - историю изменения умонастроений граждан, описываемых через анализ данных социологических опросов. Мне эта попытка не показалась удачной.